Идефикс. Пакт о самосожжении

Пару раз Данил порывался высказать все, что думает об этом форменном дурдоме, но каждый раз открывая рот, замечал, как резко менялось выражение лица Вики. В нем появлялось нетерпение, будто она только того и ждала, чтобы обратить их «холодную войну» в развернутый открытый конфликт с криками и битьем посуды. Каждый раз мужчина разворачивался и уходил в другую комнату, не произнеся ни слова.

Возможно, ему было бы проще найти пути к примирению, пойми он суть конфликта. Ему следовало извиниться? Если да, то за что? За общение с другими девушками? Или за попытку пристыдить ее за общение с другими парнями? И можно ли было вообще сравнивать эти два случая? Чем больше мужчина об этом думал, тем сильнее убеждался в собственной невиновности.

Последней каплей стало то, что следующую ночь ему пришлось спать на жестком диване в гостиной, который протяжно поскрипывал каждый раз, когда мужчина пытался повернуться и устроиться удобнее. В своем доме он оказался на правах гостя или даже хуже того – нежеланного гостя. Только большая неприязнь к человеку могла стать весомым поводом предложить ему провести долгую бессонную ночь на узкой софе, длина которой едва достигала метра восьмидесяти, отчего мужчине приходилось поджимать ноги чуть ли не к подбородку или мириться с тем, что ступни безбожно мерзли, высовываясь из-под одеяла.

Таки и не дождавшись рассвета, Данил решил больше себя не мучить. Приняв душ и одевшись, при этом, не слишком утруждаясь, чтобы действовать тихо, он вышел из дома, на несколько минут замирая и наслаждаясь ночной прохладой, ни в какое сравнение не идущей с работающим на полную мощность кондиционером.

Сначала он заехал за кофе в ближайшее круглосуточное автокафе, а потом довольно долго кружил по городу, наслаждаясь яркими огнями фонарей и пустыми дорогами. Лишь начало светать, он припарковался у многоэтажного жилого дома старой постройки, наблюдая, как медленно улица начинает оживать с возвращением людей и нарастающего городского гула.

В голове было пусто, то ли от недостатка сна, то ли от эмоциональной перегрузки. Он вышел из машины, направившись вперед узкими проулками, периодически переходящими в небольшие спрятанные от посторонних глаз дворики. В одном из них его ждал большой цветущий палисадник, точно оазис среди каменной пустыни. Он остановился поодаль, наблюдая, как восходящее багряное солнце раскрашивает крупные непохожие друг на друга цветы яркими красками. Порыв ветра принес дурманящий аромат, точно композиция дорогих французских духов, где в идеальных пропорциях смешивались столь сильные самостоятельные запахи. Данил сосредоточился на распустившихся бутонах, пока не начало слепить глаза и мир не потемнел за масляными кругами.

Стараясь не потакать своим вредным привычкам, Данил долго боролся с желанием закурить, в итоге проиграв эту битву. Он обещал себе покупать сигареты не чаще одного раза в месяц, но пачка в кармане уже почти опустела. Медленно тлеющий табак и уходящий верх тонкой струей дым помогали ему думать. И теперь Данил снова ждал озарения. В такие минуты в его голове звучал не один, а два голоса, чаще всего спорившие друг с другом, а сам он выбирал тот, чьи аргументы казались убедительнее.

Двадцать восемь лет, а он продолжал топтаться на месте, вместо того, чтобы двигаться вперед, увязая все сильнее. Работа, которая ему не нравилась, отношения, далекие от идеальных. Он ведь мог все изменить, но почему-то ничего не делал. Терпел, потому что боялся перемен? Или просто не знал с чего начать? Еще он слышал в голове голос мамы. Вот только за столько лет тот поутих, затираясь как старая пластинка, и как Данил не старался, слов разобрать не удавалось. Ему оставались только ощущения. Тепло, разливающееся рядом с сердцем, а следом тянущее чувство чуть ниже, в животе.

Только нарастающий летний жар и опустевшая пачка сигарет смогли вынудить его вернуться к машине. Сознание немного прояснилось, точно в густом тумане забрезжил свет яркого неспящего маяка. События последних дней сейчас выглядели малозначимыми глупостями, не достойными такого пристального внимания, а тем более его эмоций. Почувствовав, как сердце забилось чаще, освободившись от жесткой клетки, сковывающей его слишком долго, он улыбнулся, облегченно вздохнув.

В ожидании, когда город окончательно проснется, он заехал перекусить в небольшое кафе, заказав себе вполне сносные сырники и еще одну чашку кофе, щедро присыпанного корицей. Телефон молчал, а время медленно подкрадывалось к девяти утра – безбожно рано для воскресного дня. Закипающий снаружи воздух и высокое безоблачное небо тонко намекали, что этот выходной следовало провести за чертой города, найдя ближайший к нему водоем – в сотнях километров к югу располагалось красивое горное озеро, со всех сторон окруженное огромным количеством туристических баз. Но все лето, особенно со второй половины июня там вряд ли можно было найти свободное место. В любом случае, у Данила сегодня были другие планы.