Идеи и интеллектуалы в потоке истории

росту, ответственности за положение дел вокруг себя. Речь, таким

образом, идет о формировании личности гражданина, ментальности,

мировоззрения.

Рассмотрим действительно непростые вопросы о Гражданской

войне, с оценкой сотрудничества сотен тысяч советских людей с

фашистами в 1941—1945 гг., с такими «героями», как Зоя

Космодемьянская, которых советское командование посылало

в качестве диверсантов поджигать русские же хозяйства в тылу врага.

Наиболее адекватная рамка — конфликтное взаимодействие, где

участники имеют свои мировоззренческие и ценностные «горизонты»,

свои пределы морально допустимого, а также доступные «меню»

действий и стратегий. Взаимодействие осложняется тем, что стороны

обманывают друг друга (как, например, Гитлер — Сталина перед

войной, а потом генерала Власова, обещая «автономию»), используют

манипуляции и «прочищение мозгов» (как советское командование со

своими диверсантами типа Зои Космодемьянской).

Кроме того, действует еще конфликтная динамика, когда в фазах

эскалации эти «меню» стратегий резко сужаются, а сами действия и

стратегии достигают пределов жестокого, зачастую несправедливого,

неоправданного насилия. В данной логике каждый из участников

«прав по-своему», т. е. в своей системе координат, но в то же время и

не прав в той мере, в которой поддавался на обман и манипуляции,

нарушал правовые или нравственные нормы, будь то ради выполнения

приказа, верности присяге, спасения людей, высоких идейных мотивов

или чего-то еще.

Сложность, многозначность оценок действий сторон в острых

конфликтах, особенно когда неоправданное насилие совершается

между соотечественниками, рискует соскользнуть в релятивизм или

даже цинизм («все правы и неправы, а значит правды и вовсе нет»).

Здесь спасительной надежной платформой выступают общезначимые

ценности (защита жизни, здоровья, свобод и прав каждого человека

[Розов 1998]). Разумеется, в оценке действий и стратегий,

осуществляемых в военное время, на эти ценности невозможно

опираться в полной мере, но ведь и для таких ситуаций есть

международные правила защиты мирных жителей, правил обращения

с пленными, определение «преступлений против человечности» и т. д.

В качестве примера возможности изложения истории такой крайне

болезненной темы, как массовое сотрудничество советских людей с

фашистами во время Великой отечественной войны (в том числе с

оружием в руках), когда суровым фактам сопутствуют вполне

адекватные нравственные оценки, можно привести известную книгу

М. Солонина [Солонин, 2006] и недавнюю статью В. Владимирова

213

«Русская трагедия. Советские люди на стороне Третьего Рейха,

1941-1945» [Владимиров 2013].

Макросоциальные процессы и личные истории

История страны, втиснутая в одну обложку, может быть написана

только «крупными мазками» — с изложением главных исторических

событий, характеристик разных периодов, представлением

магистральных процессов. Вместе с тем, символы и идентичности

школьников, затем юношей и девушек формируются во многом через

чувства сопереживания и идентификации, в том числе с теми

соотечественниками, о которых они узнают из истории родной страны.

Увлекательный, воспитывающий любовь к Родине и гражданскую

ответственность учебник должен содержать личные истории:

героические, драматические, трагические.

Принципиальным является вопрос о критериях отбора таких

индивидуальных историй. Нередко предлагают обратить внимание на

ранее незаметных  тружеников «кропотливой созидательной

деятельности» и «институционального строительства». К этому

справедливому призыву следует добавить тех, кто «плыл против

течения» в эпохи царивших беззаконий, несправедливости, жестокости,

кто словом и делом демонстрировал возможность «жить не по лжи»

даже в самые подлые и лживые времена.

Именно в таких личных историях соединяются большие испытания

для страны и индивидуальные испытания в жизни человека,

происходит соотнесение решений, поступков, каждодневных

нравственных усилий с окружающим контекстом, который создается

потоком макросоциальных процессов. Не нужно обманывать и

утверждать, что «хороших людей всегда было больше», нужно просто

показывать, что честные и свободные люди были всегда, пусть даже

в меньшинстве, откровенно пояснять в предисловии, почему именно

их личным историям уделено особое внимание.

После «Метаистории» Хейдена Уайта общим местом стало

представление о том, что исторические тексты строятся согласно тому

или иному литературному жанру [Уайт, 2002]. История России (как и

любой другой страны), написанная в жанре восхваляющей оды,

панегирика, всегда будет лживой и лицемерной. Обратная крайность

— писать о родной истории только едкую уничижительную сатиру —

также неприемлема.

С учетом универсальности конфликтной рамки, для истории

России лучше всего подходит драма (что не исключает актов трагедии,

фарса, комедии, а иногда даже пошлой оперетки). Действительно,

настоящая драма всегда содержит конфликт, трудные, противоречивые