Читаем Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции полностью

«Демократическая химера царства народной воли»40 ведет, по мнению Ренана, к невыносимо низменному, в нравственном отношении, строю[1818]. Основать правительство на всеобщем избирательном праве так же невозможно, как выстроить дом «из груды песку без цемента»[1819]. Верховенству народа Ренан противопоставляет свою систему, создавшуюся под очевидным влиянием Гегеля и доктринеров, – форму правления, являющуюся, по его словам, «истинно парламентской и конституционной» и предполагающую необходимость династии, знати, верхней палаты, – для представительства «групп и интересов», а не числа избирателей, – и целый ряд реформ в чисто аристократическом духе[1820].

Вот почему Ренан, протестовавший ранее против посягательств государства на индивидуума, признает теперь право предоставлять человеку в силу происхождения отправление известных функций[1821], – что ведет к устранению от этих функций огромного числа людей. Вот почему далее он восхваляет научную культуру, способную дать ее обладателям «чувство собственного превосходства» и заставить возмущаться мыслью, что их «считают простыми единицами, подобно первому встречному»[1822], вот почему он требует свободы мысли только для избранных, повторяя на свой лад знаменитую формулу: для народа необходима религия[1823]. Напомню, наконец, что на страницах, относящихся к 1867 году и не проникнутых еще духом иронии, которым насквозь пропитаны все его позднейшие произведения, встречаются утверждения, вроде следующего: «Никакое общество невозможно при строгом применении к людям идей распределительной справедливости»; или следующего, которое теперь даже трудно квалифицировать: «Целые классы должны жить славою и удовольствиями других»[1824].

Не все, значит, зависит от капризной фантазии в блестящих вариациях Калибана, так как они исполнены на тему, уже затронутую автором много лет назад. Но как жалок и как далек от своего первоначального смысла этот индивидуализм, устанавливающий различия между личностями и столь решительно освящающий наиболее отталкивающие формы привилегий.

III

Позитивизм Конта ведет в конце концов к организации моральной, интеллектуальной, социальной и политической тирании, худшей, по мнению Стюарта Милля, из всех, когда-либо угнетавших человечество. Позитивизм Литтре[1825] приводит к осуждению социализма и к апологии свободного правления. Однако Литтре до конца своей жизни считал себя верным положительному методу. Возможно ли поэтому допустить, чтобы проповедуемый им индивидуализм был, не скажу, искренним, – Литтре – воплощенная искренность и прямота, – но состоятельным?

Изучение политических и социальных идей Литтре возможно только в связи с хронологическими датами: 1851 и 1870 годы являются эпохами в истории его мысли, в 1851 году он порывает с Контом, послушным и верным эхом которого был до тех пор, – таким послушным и верным эхом, что впоследствии он сам не мог понять столь полного отречения от своей оригинальности[1826], в 1870 году при свете событий, жестоко опровергнувших некоторые его излюбленные взгляды, он критически пересматривает свои идеи. Оставим в стороне сочинения первого периода. Не говоря о том, что они не дают ничего нового, сравнительно с Контом, Литтре сам осудил их, и нам не приходится брать на себя легкий труд уличать его в противоречии с самим собою, сопоставляя эти сочинения с позднейшими[1827]. Постараемся разобраться только в последних.

Литтре обнаруживает все возрастающее недоверие к экономическим и социальным системам, так как они кажутся ему зараженными ядом метафизики. «Мельчайшее просяное зерно опыта» для него несравненно предпочтительнее «грандиозных обещаний» коммунизма и права на труд[1828]. Опыт показал, что кооперация, дающая право на участие в прибылях, общества взаимопомощи, трейд-юнионы, улучшают участь рабочих. Пусть же последние добиваются развития этих учреждений, а главным образом, возможности полнее «распоряжаться своей судьбой»[1829]. С этой новой точки зрения Литтре строго осуждает социализм Конта и свое недавнее увлечение им[1830]. Чем дальше, тем больше старается он отметить расстояние, отделяющее положительную философию от социализма[1831], тем больше старается он подорвать, как слишком скороспелые, все без исключения формулы общественной организации, даже как будто согласные с духом и методом позитивизма[1832], тем больше старается он отодвинуть социальную реформу на второй план, а на первый поставить реформу моральную, развитие альтруизма[1833]. Так мало-помалу, исчезает первоначальный социализм Литтре, приближаясь в конце концов к либеральным решениям, принятым и превозносимым самими экономистами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Маршал Советского Союза
Маршал Советского Союза

Проклятый 1993 год. Старый Маршал Советского Союза умирает в опале и в отчаянии от собственного бессилия – дело всей его жизни предано и растоптано врагами народа, его Отечество разграблено и фактически оккупировано новыми власовцами, иуды сидят в Кремле… Но в награду за службу Родине судьба дарит ветерану еще один шанс, возродив его в Сталинском СССР. Вот только воскресает он в теле маршала Тухачевского!Сможет ли убежденный сталинист придушить душонку изменника, полностью завладев общим сознанием? Как ему преодолеть презрение Сталина к «красному бонапарту» и завоевать доверие Вождя? Удастся ли раскрыть троцкистский заговор и раньше срока завершить перевооружение Красной Армии? Готов ли он отправиться на Испанскую войну простым комполка, чтобы в полевых условиях испытать новую военную технику и стратегию глубокой операции («красного блицкрига»)? По силам ли одному человеку изменить ход истории, дабы маршал Тухачевский не сдох как собака в расстрельном подвале, а стал ближайшим соратником Сталина и Маршалом Победы?

Дмитрий Тимофеевич Язов , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / История / Альтернативная история / Попаданцы
Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

История / Образование и наука / Документальное / Публицистика
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену