Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции

Какие же формы примет новая организация с исчезновением государственного механизма? Трудно сказать что-либо определенное. Теоретики коллективизма чувствуют себя еще слишком далеко от практического применения своей доктрины, поэтому они не касаются этого вопроса и даже делают вид, что поступают так из методологических соображений. Еще слишком рано, к чему несвоевременно затрагивать такие темные вопросы? Fata viam invenient. Мы напрасно стали бы, например, искать у Маркса абриса политического строя будущего. Большинство его учеников тоже ограничиваются указанием тех течений в современном обществе, которые предсказывают и готовят новое общество, относительно же форм будущего общества они выражаются очень осторожно. С другой стороны, наиболее воинствующие между ними, занятые прежде всего борьбою с современным строем, более думают о том, как воспользоваться для своих целей существующими формами, чем об изображении новых. Нечего и говорить, что они применяются к среде и во Франции действуют иначе, чем в Германии. Во Франции полемика социалистов направлена преимущественно на парламентский режим и на всеобщее голосование. Что социалисты нападают на парламентский режим, тут нет ничего удивительного, но очень характерно для этой системы, что ее партизаны относятся с презрением к политическому равенству, созданному и освященному всеобщим избирательным правом. Впрочем, за последним числятся неискупимые грехи: «оно забавляет народ политическим вздором», оно стремится «заинтересовать его переменою того или иного колеса в правительственной машине», оно, наконец, «в интересах собственности скрывает, какую именно борьбу следовало бы предпринять»[1766].

Не останавливаясь на деталях программ деятельности, которые, повторяю, изменяются сообразно месту и времени и, по всей вероятности, будут переделаны или совсем отвергнуты позднейшими программами, постараемся лучше определить, чего стоит заявление новых коллективистов, будто они оставляют неприкосновенной известную и даже очень значительную долю личной свободы, – заявление, которое столь же громко делали и их предшественники, вроде Пеккера и Видаля. Шеффле, знакомящий нас всегда с наиболее симпатичными сторонами коллективизма и старающийся показать самую сущность последнего, очищенную от всяких шлаков, которые примешивают к нему по невежеству или в пылу борьбы, много говорит по этому поводу. Он полагает, что коллективистический режим в значительной мере совместим со свободой потребностей, свободой труда, политической свободой и, наконец, свободой мысли.

Что можно возразить принципиально, говорит он, против того, чтобы общество производило все предметы, которые могли бы понадобиться для удовлетворения личных потребностей каждого из его членов? Гарантией свободного удовлетворения этих потребностей, прибавляет он, послужит «столь могущественное и, в общем, столь развитое чувство личной свободы»[1767]. Но Шеффле не скрывает, что общество, вероятно, откажется удовлетворять потребности, которые показались бы ему «безнравственными или вредными»[1768]. Это весьма важно: это значит сделать общество верховным судьей не только в вопросах гигиены, но и в вопросах морали, освободить личную совесть от заботы разбираться в добре и зле, возложив эту заботу на общественную совесть.

Что можно принципиально возразить, продолжает Шеффле, против того, чтобы среди почти безграничного разнообразия необходимой работы каждый выбирал дело по вкусу[1769]? Самые неблагодарные виды физического труда всегда найдут охотников из числа тех, кто боится трудного обучения, большой затраты внимания и т. п. Наука и искусство, требующие наибольшего напряжения сил, привлекут к себе людей с выдающимся умом и высокой душой. На это можно, однако, резонно ответить, что здесь мы имеем дело скорее с мнимой, чем с действительной свободой; так как в конце концов ни одно из этих призваний, предполагая, что они существуют, не застраховано от столкновения, – не с обстоятельствами, что было бы явлением обычным, – а с волею общества, волею верховной, но не всегда справедливой.

Шеффле считает совместимой с коллективизмом известную степень коммунальной автономии и self administration[1770]. Децентрализация также превозносится многими французскими социалистами[1771]. Но что из того, что община пользуется большой свободой, если внутри ее независимость индивидуума ничтожна или совсем отсутствует, и вся жизнь его направляется абсолютной властью, не справляющейся о его согласии? Разве индивидуум будет более самодеятелен во всем оттого, что приводящая его в движение машина будет ближе к нему и меньших размеров?