Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции

За периодом первичной анархии следует период подчинения одному главе, «республиканское племя», в свою очередь, уступающее место «зачаточному монархическому клану»[1865]. Переход от первого члена ряда к последнему совершается под влиянием таких причин, как война, требующая власти одного начальника, и рабство, создающее неравенство богатств[1866]. Каким же образом этот регресс, – переход от первоначальной независимости к порабощению вполне заслуживает такого названия[1867], – согласуется с законом прогресса, о котором нам только что говорили? На это мы не получаем ответа.

У низших рас монархическое племя переходит в «небольшую варварскую монархию», каковы, например, монархии Экваториальной Африки и монархии монгольских и монголовидных племен. За небольшими варварскими монархиями следуют большие – Перу, Древняя Мексика, Древний Египет, Эфиопия, Япония, Китай. У трех великих ветвей белой расы (берберов, семитов, арийцев) порядок последовательности меняется. Их политическая эволюция «не вылилась в те же формы, как у цветных рас»[1868]. Берберы не дошли до ступени больших монархий. В Карфагене после периода варварских монархий мы видим «обратное движение к республиканской монархии» с «более сложной структурой»[1869]. То же самое в Афинах[1870]. Некоторые народы белой расы, вступившие на путь «подобного возврата к республиканскому быту», могут служить примерами для подражания, которые «серьезная социология» должна рекомендовать всем.

Этнографическая социология ставит своей задачей «медленное и терпеливое» исследование фактов[1871]. Но она рассчитывает в то же время «возвыситься» над мелкими инцидентами, «ослепляющими внимание историка»[1872]. Поэтому социолог-этнограф не должен отступать перед тем, что можно назвать «научным колдовством»[1873]. Действительно, только этим именем и можно назвать операцию, при помощи которой «возврат к республиканскому быту» может быть возведен в образец и рассматриваться как закон прогрессивных обществ. Автор Политической эволюции упрекает Спенсера за то, что тот называет своим «анархическим сном»[1874]. Между тем, набрасывая картину будущего идеального общественного строя, созерцание которого, очевидно, вознаграждает его за отсутствие подробных сведений о политических идеях человекоподобных обезьян, автор уверяет, что правительство будет при этом строе «доведено до минимума»[1875].

Однако можно сомневаться, чтобы таково именно было вполне точное выражение его мысли, так как, по заявлению автора, правительство должно будет исполнять всевозможные обязанности, как, например, доставлять всем знания, распределять людей в зависимости от их нравственных качеств и познаний между различными отраслями национальной деятельности, наконец, организовать всеобщее избирательное право[1876]. Все эти разнообразные формулы переплетаются и сталкиваются друг с другом, не вызывая со стороны автора ни малейшей попытки показать, каким образом их можно согласить между собою.

V

Научный социализм нашел в лице Бенуа Малона[1877], не говоря уже о нем как о борце, деятельность которого не подлежит нашему исследованию, своего историка и теоретика. Как историк Б. Малон не отличается ясностью идей, но он всегда поучителен, и его книги, если ими пользоваться разборчиво, дают читателю возможность ориентироваться в обширной литературе школы. Как теоретик, – его работа, посвященная теории социализма, осталась неоконченной, – он во многих важных пунктах исправляет доктрину Карла Маркса. Мы увидим, ценою каких противоречий.

Если Бенуа Малон исправляет доктрину Маркса, то значит ли это, что он ее разделяет? Говоря вообще, да. Подобно Марксу, Бенуа Малон верит в неизбежность социальной революции как в результат противоречия, существующего между современными условиями производства и условиями присвоения. Подобно ему, он верит в наступление коллективистического строя. Подобно ему, он думает, что четвертое сословие должно организоваться в партию как особый класс, чтобы ускорить час триумфа, и если он решительно предпочитает мирные пути, то все же не осуждает и обращения к силе[1878]. Вот точки соприкосновения между Бенуа Малоном и Карлом Марксом. Не менее значительны, однако, и точки их расхождения.

Мы уже видели, что в качестве историка Бенуа Малон старается показать, как велико было влияние французских социалистов первой трети XIX века[1879]. В качестве теоретика он проникнут духом, воодушевлявшим этих писателей. Подобно им, он настроен сантиментально и идеалистически, стремится осуществить царство справедливости на земле. Поправки, вносимые им в доктрину Карла Маркса, не имеют иного raison d’être.