Идея вечного возвращения в русской поэзии XIX – начала XX веков

Уже эпиграф задает основную тональность произведения: Gib meine Jugend mir zur"uck! В переводе Б. Пастернака соответствующий фрагмент из пролога к гетевскому Фаусту выглядит так:

Тогда верни мне возраст дивный,
Когда все было впереди
И вереницей беспрерывной
Теснились песни из груди.
В тумане мир лежал впервые,
И, чуду радуясь во всем,
Срывал цветы я полевые,
Повсюду, росшие кругом.
Когда я нищ был и богат,
Жив правдой и неправде рад.
Верни мне дух неукрощенный,
Дни муки и блаженства дни,
Жар ненависти, пыл влюбленный,
Дни юности моей верни!

В оригинале первые два стиха:

So gib mir auch die Zeiten wieder,
Da ich noch selbst im Werden war.[67]

Zeit и Werden, время и становление – основные философские категории, начиная с эпохи Парменида и Гераклита. На способе установления отношения между этими категориями и категориями бытия и сущего выстраиваются практически все онтологические системы, будь то учения Платона или Августина, Канта или Гегеля, Бергсона или Хайдеггера. Время и становление противополагаются вечности и бытию как некоему подлинному потустороннему миру (Парменид, Платон, Августин, Кант). Либо, наоборот, утверждается приоритет времени и становления над бытием (Гераклит, Бергсон). Либо осуществляются попытки синтеза и примирения становления и бытия, временности и вечности (Гегель, Хайдеггер).

У Пушкина вариация на тему гетевского «Пролога в театре» представлена в стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом»:

Я был далеко:
Я время

то воспоминал,Когда, надеждами богатый,
Поэт беспечный, я писал
Из вдохновенья, не из платы.
Я видел вновь приюты скал
И темный кров уединенья,
Где я на пир воображенья,
Бывало, музу призывал.
Там слаще голос мой звучал:
Там доле яркие виденья,
С неизъяснимою красой,
Вились, летали надо мной
В часы ночного вдохновенья!..[68]

Вопрос в следующем: как можно вернуть время, как можно вернуть назад молодость, прошедшие годы? Достаточно ли будет одного воспоминания, не приведет ли подобная позиция к бесплодной и всепоглощающей меланхолии, к безраздельному господству прошлого, к утрате настоящего? Безусловно, так и есть: меланхоличная погруженность в воспоминания еще не есть воля к вечному возвращению, о чем свидетельствует и финал процитированного выше стихотворения: каким бы воспоминаниям ни предавался поэт, в настоящем он вынужден признать требования железного века-торгаша: «Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. Условимся». Между прошлым и настоящим, между этим мгновением и прошедшим существует разрыв, непреодолимая пропасть, и простое воспоминание не в состоянии устранить этот разрыв. Настоящее остается само по себе, прошлое – само по себе, как то, что не доступно в настоящем, что противостоит ему и обнаруживает несоответствие и непримиримость между «тогда» и «сейчас». Тогда – мечты и вдохновение, сейчас – разочарование и отрезвление. Память лишь усиливает этот печальный контраст и никакого возвращения не происходит: «Что было, то не будет вновь» («Цыгане»). Но проблема поставлена, направление указано: «Gib meine Jugend mir zur"uck!».

Первые стихи «Тавриды» задают тему смерти, ничтожества:

Ты, сердцу непонятный мрак, Приют отчаянья слепого, Ничтожество! пустой призрак, Не жажду твоего покрова!

Здесь представлены феномены, наиболее радикальным образом противостоящие вечному возвращению: ничтожество, полное исчезновение и уничтожение. Если все в конечном итоге умирает и поглощается мраком небытия, тогда ничто не возвращается и все тщетно.

Проблема Ничто – одна из центральных в философии и поэзии от древнейших времен до современности. Так, у Гёльдерлина мы читаем: «О мои бедные ближние, те, кому все это понятно, кому тоже не хочется говорить о назначении человека, теми тоже владеет царящее над нами Ничто; вы ведь ясно сознаете, что цель нашего рождения – Ничто, что мы любим Ничто, верим в Ничто, трудимся, не щадя себя, чтобы обратиться постепенно в Ничто… <…> Когда я обозреваю жизнь, то что есть конец всего? Ничто. Когда же я возношусь духом, то что есть вершина всего? Ничто».[69]