Идем! или Искусство ходить пешком

Нас будит Стратос. Его мать приготовила завтрак, и мы трапезничаем вместе с семьей Царукаса на кухне. Елена и Коста, их дочь Лия младше Стратоса, на вид ей лет девятнадцать, она похожа на брата, тот же нос и рот, но у нее светлые волосы и бледное лицо. От матери она унаследовала волосы, от отца черты лица. Но выражение лица у нее угрюмое и надменное. Юность. Предрассудки. А мы пахнем природой и цыганской жизнью, нам нравится простой завтрак: крепкий кофе, омлет, хлеб грубого помола и молоко, по вкусу похожее на йогурт. Чудесный завтрак. Прекрасная семья, я фотографирую их, они стоят вокруг стола и позируют, обнимая друг друга.

В городе я приобретаю английское издание басен Эзопа. А еще мы покупаем еду и две литровых бутылки воды. На площади трое пожилых мужчин варят суп в больших котлах, на открытом огне. Сегодня суббота, и традиционно суп варится из овощей и мяса козленка. Маленькие жемчужины из оливок и целые перцы, вкус тимьяна, белого лука и лавровых листочков, мы запиваем суп домашней анисовой водкой.

Мы покидаем Эпталофос в состоянии легкого опьянения.

Адепты пеших походов уверяют, что порой спуски сложнее и напряженнее, чем восхождения. Спускаясь с горы, ты рискуешь ободрать колени и травмировать спину. К тому же, спускаться не так увлекательно. Я даже не знаю почему, возможно, потому, что подъем — это всегда начало, начало нового этапа. Спускаться скучнее, спуск напоминает о конце путешествия. А может быть, спуск напоминает нам о смерти, в то время как восхождение мы всегда связываем с надеждами на новую жизнь.

— Нам надо научиться спускаться вниз с тем же азартом, с каким мы поднимаемся вверх, — считает Нарве.

Ему хочется найти что-то позитивное в спуске. Сверху виден лес, серый и серебристый цвета переливаются на шиферных крышах, дым из труб словно манит и приветствует нас. Внизу мы видим долину и деревню.

Возможно, спуск утомляет еще и потому, что мы заранее видим весь предстоящий маршрут. Вот поворот, который нам предстоит обогнуть, отсюда тропинка ведет через лес, и мы видим его сверху, как и монастырь. Все эти штрихи пейзажа нам уже знакомы, никаких неожиданностей, мы видим монастырский сад, который уже изучали, находясь на вершине. Мы спускаемся. Мы шагаем по шоссе. Скоро у нас появляются царапины и ссадины, подошвы горят, спина ноет. Болят колени и плечи, гудит голова.

От приступа скуки есть лишь единственное средство, считает Нарве, сын доктора. Оно эффективно против убийственного настроения спуска и спасает от депрессии. Единственное веселящее и болеутоляющее средство, которое к тому же стимулирует, это водка, по мнению Нарве. Пожалуй, он прав. Спускаясь, мы время от времени поднимаем себе настроение водкой.

Мы возобновляем нашу старую игру, чтобы хоть немного развлечься: он теперь доктор Дринк, а я профессор Табак.

— Что скажет доктор? — спрашиваю я.

— Надо выпить еще, — отвечает он. — А что посоветует профессор?

— Надо покурить.

— Да разве это поможет?

— Табак улучшает настроение, — считает профессор.

— Где вас этому учили? — недоумевает доктор.

— В Бергенском университете, — говорит профессор.

Оба улыбаются, и доктор, и профессор.

— А вы? Где вы сдавали экзамены?

— В том же университете, на историческом факультете.

— Но ведь у вас нет медицинского образования, — возражаю я.

— Мои пациенты остались в девятнадцатом веке, — отвечает он.

— Да и методика устарела, — уточняю я.

— Но она по-прежнему работает, — говорит он.

Конечно, водка и юмор поднимают настроение, мы скоро уже будем внизу, осталось миновать последний отрезок пути, который ведет нас кратчайшим образом через лес.

Мы выходим из леса и оказываемся на шоссе, оно делает поворот. И вот мы уже на месте.

А здесь все готово к празднику.

Перед церковью в Лилайе накрыты пять больших столов. Белые скатерти, приборы и бокалы, еда и напитки, за столами восседают семьи. Они приготовили блюда на свой вкус. Кто-то трубит, и маленький цыганский оркестр из четырех музыкантов, одетых в черные костюмы и белые сорочки, начинает играть. Мужчина ходит по кругу на метровых ходулях, на нем клоунский наряд, он бросает детям марципановые шарики. С маленького лотка продают шашлыки и разные сыры, сосиски и местные супы. Мы приближаемся к одному из ларьков, но нас сразу посылают к столам, там есть свободные места. Они пододвигают стулья, нас угощает семья Калафатис. Нам предлагают отведать бобы с маринованным перцем, маленькие сосиски и оливки, домашнее розовое вино и анисовую водку, кофе с пирогами с земляникой и малиной, сахарной глазурью и взбитыми сливками. Семья Калафатис — отец и мать, двое их сыновей и две дочери, их друзья и подруги, дедушки, бабушки и разные дядюшки и тетушки, младенцы и молодежь — занимает половину длинных столов, они поют греческие песни, временами их заглушает цыганский оркестр. Музыка набирает темп, пока ее не прерывают горячие аплодисменты. Мы приступаем к трапезе, рюкзаки мы разместили под столом, собака Калафатисов сторожит нас. Мы должны потанцевать. Мы танцуем с дочерьми Калафатиса.