Иден

Мое сердце замирает. Это определенно не тот мужчина, которого вы захотите познакомить со своими родителями, или флиртовать с ним, при этом чувствуя себя в безопасности.

— Отлично, — говорю я, улыбаясь.

— Заберу тебя завтра в семь?

— О’кэй.

— У тебя найдется надеть что-нибудь хорошенькое?

— Что ты имеешь ввиду? — говорю я, хлопая своими накладными ресницами с преувеличенным кокетством. Клянусь, он делает это слишком легким.

Он лезет в бумажник, достает оттуда толстую пачку хрустящих купюр и кладет на стойку. — Купи себе что-нибудь сногсшибательное.

Я смотрю на деньги, на его сильные, длинные пальцы, а затем перевожу взгляд обратно на его лицо. Он наблюдает за мной, замерев. Черт, он на самом деле нравится мне.

— Спасибо, — тихо говорю я.

— Ладно, я пошел принять душ. Холодный душ.

— Я... ммм... жду с нетерпением завтра.

— Спокойной ночи, Лили, — говорит он, отстраняясь от стойки бара, улыбка освещает его глаза, а затем он исчезает, остается только шлейф от его дорогого одеколона.

Я оглядываюсь назад — сцена установлена — прежде чем направиться туда, я забираю деньги и кладу в красную атласную мешок-сумочку, которая идет в комплекте вместе с моим нарядом.

* * *

Первое, о чем я подумала, когда открыла глаза на следующее утро был Джек, я слышу его зов, словно эхо, отдающееся в огромной комнате, потерянный, одиночный звук. Я переворачиваюсь на прохладное место на простынях и вспоминаю, как он смотрел на меня тем утром перед показом моей программы. Притяжение между ними было незамедлительным, дикое как электричество. Обещание и искушение наслаждения витало в утреннем воздухе, говоря, что только Джек Иден способен на это.

Итак: я увижу его снова сегодня вечером.

Но я не позволю этой сумасшедшей жажде увести меня в сторону. Он использует женщин, как другие люди используют бумажные носовые платки. И когда он отбрасывает их, то уделяет им столько же внимания, сколько уделяется бумажным грязным носовым платкам. Я не стану одним из его завоеваний.

Когда я пришла домой вчера ночью, то пересчитала деньги Шейна. Две тысячи фунтов! Если я собираюсь на вечеринку с главным гангстером, то мне необходимо действительно что-то по-настоящему потрясающе великолепное.

После завтрака я заказываю такси в Лондоне, конечная остановка – «Пандора», секонд-хенд дизайнерский магазин одежды в Найтсбридже. Я стою перед зеркалом в коктейльном платье с декольте, сохраняющим иллюзию. Бросаю беглый взгляд на ценник — одна тысяча восемьсот фунтов. Очень дорого, я никогда не платила столько за платье, но оно великолепно и неповторимо, украшенное красивым бисером и сверкающими голубыми кристалликами, вшитыми в ткань. Менеджер, дружелюбная южноамериканская девушка, бежит в обувной отдел, возвращаясь с синими туфлями на высоком каблуке. Я надеваю их.

— Вау! — восторженно восклицает она.

— Это дорого для меня, — высказываю я вслух беспокойство.

— Это всего лишь одна треть от цены, по сравнению с тем, когда оно было новым и н7е ношанным. Его всего лишь одевали один раз.

Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на себя в профиль — умопомрачительное платье.

— Постой-ка, — говорит она, подходя к витрине и вытаскивая пару длинных серег. Она протягивает их мне, и я вдеваю их в уши. Они настолько совершенны, что мне ничего не остается, как купить все вместе.

— Вы ошеломите его, — говорит она с умным видом, пересчитывая деньги Шейна.

В эту минуту я понимаю, что, собираясь на эту вечеринку, я не собираюсь быть с Шейном, я собираюсь ошеломить Джека. Несмотря на то, что он опасный криминал и сексуальный хищник, именно он является для меня целью не смотря ни на что.

* * *

Шейн появляется ровно в семь, одетый в белую рубашку и черный однобортный костюм. Он неотразим. В свете дня я теперь могу разглядеть цвет его глаз – ярко-голубые, как небеса. Он окидывает меня взглядом и у него в глазах проявляется неподдельное восхищение. Он поджимает губы и свистит от восхищения.

Я поворачиваюсь вокруг.

— Вау, — оценивающе говорит он.

У него в руках огромный букет цветов и явно дорогая коробка конфет ручной работы, которые он принес с собой.

— Для меня? — спрашиваю я.

Он протягивает их мне.

— Спасибо, — отвечаю я, забирая. Мне было четырнадцать, когда в последний раз парень мне что-то пытался подарить. Эндрю Мэннинг купил мне плитку «Аэро», моего любимого шоколада, положил в задний карман брюк. Я до сих пор помню его красное лицо, когда он выудил расплавленную, бесформенную массу.

— Ты сам выглядишь довольно стильно, — бормочу я, окидывая его внешний вид.

— Держу пари, ты говоришь это всем парням, — шутит он низким, грудным голосом.