Идентичность: юность и кризис

Затем я посмотрел на часы. Половина первого! Полночь, следовательно. И это дало мне другую рефлексивную идею. Обычно, отправляясь спать, я проваливаюсь в очень глубокую дремоту, из которой я никогда не выхожу раньше двух часов. Следовательно, я никогда не пробуждался от полуночного сна, как сделал это сегодняшней ночью, поэтому мое обычное сознание не сохраняло воспоминаний от полуночных сновидений. Когда я проснулся ночью, мой сон казался ужасно тяжелым. Состояние сна поддерживает память сновидения, так почему бы два последовательных сновидения (когда два из трех были по-

216

следовательными) не могли быть воспоминаниями полуночных сновидений предыдущей ночи, провалившихся вместе с настоящим сновидением в память о нынешнем пробуждении? Почему, короче говоря, я не мог быть полуночным слоем моего прошлого?

Эта идея принесла большое облегчение, я чувствовал себя теперь так, как если бы я полностью владел своим разумом… Казалось, таким образом, что порог между рациональным и болезненным состоянием у меня несколько понизился, как если бы аналогичная спутанность могла находиться очень близко к пределам возможностей каждого из нас".

И даже как порой кажется, что сновидения Фрейда (особенно про Ирму) были увидены лишь для того, чтобы раскрыть природу сновидений, так Джемс заканчивает свое описание утверждением, что это сновидение, являвшееся "точной противоположностью мистического озарения", было пронизано "чувством того, что реальность была обнажена", - чувством, которое он обнаружил в себе, чтобы быть "мистическим в высшей степени". И в своем стремлении и близости к переходу он заканчивает предположением, что это его сновидение было увидено "в действительности", но только другим "я", загадочным незнакомцем.

Глава V Теоретическая интерлюдия

Я должен теперь задать несколько теоретических вопросов - вопросов, формулировка которых заняла десятилетия, - от лица моих коллег и тех исследователей человеческого поведения, которым близки по духу наши клинические и теоретические заботы. В настоящее время это неизмеримо большая группа людей. Но не для каждого читателя все в этой главе окажется близким его жизненному опыту и интересам.

1. "Эго" и окружение

До сих пор я почти преднамереннно (мне нравится так думать) пробовал использовать термин "идентичность" во многих различных смыслах. В одном случае он, казалось, относится к сознательному чувству уникальности индивида, в другом - к бессознательному стремлению к непрерывности жизненного опыта, а в третьем - к солидаризации с идеалами группы. Иногда он, по-видимому, употреблялся как в обыденной речи, был разговорным и наивным, в других случаях оказывался связанным с понятиями психоанализа и социологии. И не раз это слово соскальзывало с пера больше по привычке, благодаря которой многое кажется хорошо знакомым, прежде чем полностью прояснится. Поскольку, впервые сообщив о предмете исследования (в гл. II "Записок клинициста"), я объявил, что изучаю "эго-идентичность", то теперь я должен еще раз вернуться к понятию "эго".

Идентичность в самом общем смысле совпадает, конечно, во многом с тем, что целым рядом исследователей включается в понятие "я" в самых различных его формах: "я-концепции"1, "я-системы"2 или того флюктуирующего

218

"я- опыта", который описан Шилдером3, Федерном4 и другими. В психоаналитической "эго-психологии" ранее всех эта общая область наиболее ясно была очерчена Хартма-ном, когда при обсуждении так называемого либидного ка-тексиса "эго" в нарциссизме он пришел к заключению, что речь идет скорее о "я", которое таким образом катексиру-ется. Он отстаивает термин "саморепрезентация", противопоставляя его "репрезентации объекта"5. Эта саморепрезентация в определенном смысле была предвосхищена Фрейдом в его периодических отсылках к позиции "эго" по отношению к "я" и к флюктуирующим катексисам, которые даруют это "я" подвижным состоянием самоуважения6.

Сначала мы здесь займемся генетической непрерывностью такой саморепрезентации - непрерывностью, которая, несомненно, должна быть отнесена за счет работы "эго". Никакой другой внутренний фактор не мог обеспечить избирательного выделения значимых идентификаций на всем протяжении детства и постепенную интеграцию образов "я", достигающую кульминации в чувстве идентичности. По этой причине я вначале и назвал идентичность "эго-идентичностью". Однако, избрав название, аналогичное "эго-идеалу", я поставил вопрос о взаимоотношениях "эго-идеала" и "эго-идентичности".

Фрейд относил интернализацию воздействий окружения к функциям "супер-эго" или "эго-идеала", которые должны представлять приказы и запрещения, исходящие от окружения и его традиций. Давайте сравним два утверждения Фрейда, относящихся к этому вопросу.