– Это был самый хладнокровный человек из всех, кого я только встречал. Чрезвычайно опасный и жестокий. Иногда мне казалось, что эта война воспринимается им совсем по-иному, чем остальными. Он являлся подобием Савонаролы, но религиозные принципы заменил на особую мораль весьма странного свойства, в которой буквально все было сконцентрировано на его собственном «я». Всех людей он воспринимал как личных врагов.
Бержерон расцепил руки, которые до этого были сжаты в кулаки и лежали на столе.
– Минутку! Ты произнес фразу: «Отряд, которым он командовал». Ведь в составе «Медузы» находились и военные. У тебя не сложилось впечатление, что он мог быть американским офицером?
– Американец, возможно, но только не офицер. Это точно.
– Почему ты так уверен?
– Он ненавидел все, что связано с армией. Его презрительное отношение к командованию в Сайгоне было известно всем. На каждом шагу он стремился подчеркнуть, что армия – это сборище идиотов и тупиц.
– Однако при этом он не бросал свое занятие, – заметил модельер. – Вернемся еще раз к началу твоей службы в «Медузе». Ты сказал, что имя Борн он не использовал. А как же его звали?
– Не помню. Как я уже говорил, для многих имена заменялись на клички. Его, например, звали просто Дельта.
– Меконг?
– Нет, я думаю, просто по алфавиту.
– «Альфа, Браво, Чарли, Дельта»? – произнес Бержерон по-английски.
– Иногда Чарли заменялось на Кейн. Оба эти имени начинаются с третьей буквы английского алфавита.
– Ну и что? Он мог выбирать любые имена на эту букву, какие только могли прийти на ум. Какая разница?
– Имя Кейн он выбрал совершенно осознанно! Это было символично! Он хотел, чтобы это было очевидно с самого начала.
– Очевидно, что?
– То, что Кейн должен заменить Карлоса. Подумай сам… «Карлос» по-испански – это Чарльз, по-английски – Чарли. Кодовое имя «Кейн» было поставлено вместо «Чарли» – Карлос. Таким, похоже, был его первоначальный замысел. Кейн должен заменить Карлоса, и он хотел, чтобы Карлос знал об этом.
– А откуда бы Карлос это узнал?
– Оттуда! Информация стала приходить из Амстердама и Берлина, Женевы и Лиссабона, Лондона и прямо отсюда, из Парижа. Кейн становился известным, а главное – доступным, его цены на контракты были значительно ниже, чем у Карлоса. Он всячески старался принизить своего конкурента!
– Два матадора на одной арене. Остаться на ней должен был только один.
– И это должен быть Карлос. А этого самонадеянного воробья мы обязательно поймаем. Он где-то здесь, совсем неподалеку от Сен-Оноре.
– Но где?
– Неважно. Мы все равно его разыщем. Либо он сам нас найдет. Он еще вернется сюда, его «я» приведет его к нам. И тогда орел набросится сверху на зарвавшегося воробья. Карлос прикончит его наверняка.
Старик откинул занавес и вошел в темноту кабины. Он неважно себя чувствовал в последнее время. Дыхание смерти уже ощущалось на его лице, и он был доволен, что тот, кто находится за полупрозрачной перегородкой, не может разглядеть его в полумраке кабины.
– Слава Пресвятой Богородице!
– Слава, божий сын, – тихо последовал ответ.
– Благополучны ли дни твои?
– Они идут к концу, но все еще благополучны.
– Хорошо… Я думаю, что теперь тебе предстоит выполнить последнюю работу для меня. Но она настолько ответственна, что оплата будет в пять раз выше обычной. Я полагаю, что это окажется для тебя хорошей поддержкой.
– Благодарю тебя, Карлос. Будь благословен. Ты знаешь это.
– Да, конечно, знаю. Вот что ты должен сделать. Вся информация должна исчезнуть из этого мира вместе с тобой. Здесь не должно быть ошибки.
– Я всегда очень аккуратен в работе, тебе это известно, а сейчас я уже на пути в мир иной.
– Смерть должна немного подождать, мой друг… Ты должен пойти во вьетнамское посольство и спросить там атташе по имени Фан-Лок. Когда вы останетесь наедине, ты передашь ему следующее послание: «Конец марта 1968 года, „Медуза“, сектор Танкуанг. Кейн был там. Другой человек – тоже». Успел записать, мой старый друг?
Старик старательно повторил сообщение.
– Он скажет тебе, когда следует вернуться за надлежащим ответом.
– Слава Пресвятой Богородице!
Глава 17
– Теперь, я думаю, самое время поговорить об «уне фише» из Цюриха.
– О, мой бог! Я не та, за кого вы меня принимаете.
– И я не тот!
Борн крепко держал женщину за руку, не давая ей возможности выбежать в переполненный зал ресторана. Это было весьма элегантное заведение под названием «Арженталь», находящееся в двенадцати милях от Парижа. Павана и гавот закончились. Теперь они были наедине в обитой бархатом кабинке.
– Кто вы? – Лавьер пыталась высвободить руку.
– Богатый американец, живущий на Багамах. Разве вам этого мало?
– Я должна была догадаться, – промолвила она, – ни вопросов о ценах, ни чеков, только наличные. Ведь вы даже не взглянули на счет.
– Или на цены еще раньше в зале. Именно это и привлекло вас ко мне.
– Я была просто дурой. Богатые люди всегда смотрят на ценники, если только не хотят получить удовольствие от пренебрежения ими.
Лавьер говорила и все время поглядывала в зал, чтобы при случае позвать официанта. Она все еще надеялась сбежать.