Идентификация Борна

— Не надо полагаться на это. Ты сам знаешь, что это неправда. На Степпдекштрассе их было четверо, включая ту свинью на Гуизон Квей. Они ведь живы, Джейсон, и они видели тебя.

— На самом деле это немного не так. Они видели темноволосого мужчину с перевязанной шеей и головой, который хромал на левую ногу. Рядом со мной были лишь двое: человек на первом этаже и идиот с Гуизон. Первый не сможет покинуть Цюрих еще некоторое время. Он не сможет ходить и у него повреждена рука. Второму же типу свет все время падал на глаза.

Она выслушала его, продолжая хмуриться, и ее живой ум уже порождал любопытные вопросы.

— Так ли это? Ты не можешь быть уверен, ведь они все же были там и видели тебя.

«Измените цвет волос… Вы измените свое лицо».

— Я еще раз повторяю, что они видели темноволосого мужчину при слабом освещении. Ты умеешь обращаться с перекисью?

— Я никогда ею не пользовалась.

— Утром я найду магазин. Монпарнас самое подходящее в этом плане место. Блондины выглядят значительно приятнее, не так ли?

Она внимательно изучила его лицо.

— Пытаюсь представить, как ты будешь тогда выглядеть.

— Я буду отличаться от предыдущего «я». Не очень сильно, но вполне достаточно.

— Возможно, ты прав. Надеюсь на Бога, что это не так, — она поцеловала его в щеку, предваряя этим будущий разговор. — А теперь расскажи мне, что случилось? Куда ты ходил? Что ты узнал про тот случай… Шесть месяцев назад?

— Оказалось, что не шесть месяцев, а поскольку это так, то у меня просто не было возможности совершить убийство, — он рассказал ей все, опустив только ряд моментов, когда пришел к мысли, что больше не увидит ее. Она не поверила ему, и тут же сказала об этом.

— Если бы дата не была так четко обозначена в твоей памяти, ты, вероятно, не пришел бы ко мне?

Борн качнул головой.

— Наверное, нет.

— Я знала это, я это чувствовала. В какое-то мгновение, когда я шла от кафе к музею, я почувствовала, что задыхаюсь. Ты веришь этому предчувствию?

— Я не хотел этого.

— Я тоже, однако, это произошло.

Они оба сидели: на кровати, он рядом в единственном кресле. Борн приподнялся и дотронулся до ее руки.

— Я еще не вполне уверен, что меня там не было… Я «знал» этого человека, я видел его лицо, и я был в Марселе за 48 часов до его убийства! — Но ты же не убивал его!

— Но тогда почему я там был? Почему люди, с которыми я встречался, считают, что это сделал я? Боже мой, ведь это безумие! — он вскочил с кресла, боль вновь возникла в его глазах. — Но потом я забыл. Я ненормальный, верно? Потому что я забыл… Годы, время.

Мари заговорила языком фактов, без всякого сочувствия в голосе:

— Ответы сами придут к тебе. От одного или другого источника, в конце концов, от тебя самого.

— Это невозможно. Восборн заявил, что произошла перестройка здания: все блоки сдвинулись, проходы перекрылись… Появились другие окна… Джейсон подошел к окну, оперся на подоконник и посмотрел вниз на огни Монпарнаса. — Вид через эти окна другой, такого никогда не было. Где-то есть люди, которые знают меня и которых знаю я. В нескольких тысячах миль есть и другие люди, к которым я отношусь либо с заботой, либо с ненавистью… Боже мой, возможно, жена и дети, не знаю. Все мои попытки выяснить что-либо заканчиваются неудачей. Как будто я кручусь на ветру, поворачиваясь во все стороны и не могу приземлиться. При каждой новой попытке опять отбрасывает прочь.

— В небо?

— Да.

— Ты прыгал с самолета?

Борн повернулся к Мари.

— Я никогда не говорил этого.

— Ты говорил об этом ночью, во сне. Ты был весь в испарине. Твое лицо горело, а я вытирала его полотенцем.

— Почему ты мне ничего не сказала?

— Я спрашивала, между прочим. Я спросила тебя, не был ли ты пилотом, и не беспокоят ли тебя полеты, особенно по ночам.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. Почему ты не попыталась привести меня в чувство?

— Я очень боялась. Ты был близок к истерике, а я не знаю, как поступать в подобных случаях. Я могу помочь тебе вспомнить что-нибудь, но я ничего не могу поделать с твоим подсознанием, и не знаю, кто бы мог с этим справиться, кроме врача.

— Врача? Я провел с доктором почти шесть проклятых месяцев!

— Из того, что ты сообщил о нем, у меня сложилось иное мнение.

— Я не хочу этого! — воскликнул он, смущенный вспышкой своего гнева. — Почему нет? — Мари поднялась с кровати. — Тебе необходима помощь, дорогой. Психиатр мог бы…

— Нет! — неожиданно заорал он, сопротивляясь вспышке гнева. — Я не хочу этого, я не могу…

— Но, пожалуйста, скажи мне почему? — настойчиво осведомилась она, стоя перед ним.

— Я… Я не могу этого сделать.

— Просто скажи мне, в чем дело, и мы закончим этот неприятный разговор.

Борн долго смотрел на Мари, потом отвернулся и вновь уставился в окно. Руки его опирались о подоконник. — Потому что я боюсь. Кто-то солгал, и я благодарен за это больше, чем я могу выразить. Но предположим, что лжи больше не будет, предположим, что все остальное правда. Что мне тогда делать?

— А разве ты не говорил, что хочешь найти выход?