Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.)

Наконец, очередь дошла и до самого Ефима Наумовича. Он пытался опровергнуть все обвинения. Для этого был выбран, казалось бы, единственно верный путь: он сам обрушился с критикой на Минца. Городецкий вынужден был выступить против человека, которому, по сути, во многом был обязан своей профессиональной карьерой. На вопрос-требование Сидорова, прозвучавший в МГУ, об определении отношения к Минцу Городецкий дал публичный ответ. Он утверждал, что он давно боролся с «космополитизмом» Минца, но в то же время признал, что недостаточно его критиковал. С разбором его лекций Дацюком он не согласился категорически. Не показывал прогрессивных явлений? Это потому, что на период выпало «две большие полосы реакции». «Я никуда от этого уйти не мог. Должен ли я был смягчить? Нет, не должен»[1200], — заявлял Городецкий. Да, действительно русской культуре уделено мало места, но никакого принижения допущено не было. Более того, в подобных изданиях других авторов такого раздела не было вообще. Вот с промышленной выставкой в Париже, действительно, получилось не очень хорошо. Не показаны достижения науки? Это потому, что в российском обществе из-за узкоклассовой политики царизма не было предпосылок для того, чтобы изобретения нашли должное применение. «Были вопиющие противоречия, которые могла преодолеть Октябрьская социалистическая революция»[1201]. Извращается предмет исторической науки. Ничего подобного, в курсе много лекций, посвященных вопросам развития производительных сил. Городецкий подытожил: «Я хочу показать, какими методами критикует меня Дацюк, какие это нечестные, недопустимые в партийной практике методы»[1202]. Он потребовал расследования деятельности Дацюка и защиты от его клеветы. Не вдаваясь в подробности, стоит отметить, что в ходе дискуссий в ВПШ отчетливо выделились две группы: тех, кто стремился ограничиться только повторением уже прозвучавшей критики, и тех, кто, как доцент Дацюк, хотели вывести критику на новый уровень, предъявить новые, еще более острые обвинения.

Со всеми обвинениями, хотя и указав на то, что они часто были преувеличены, согласился Дубинский, который обещал их исправить[1203]. А вот Бурджалов вступился за Базилевича и Городецкого. «Большевистской критике чужды крикливость, шумиха, огульное шельмование людей»[1204], — сказал выступавший.

Итоги собрания были подведены в газете ВПШ — «Сталинец». В издании подчеркивалось, что члены кафедр были до глубины души возмущены деятельностью Минца и его приспешников, среди которых оказался и сотрудник ВПШ — Е. Н. Городецкий, который отказывался признавать свою вину.

Ефим Наумович попытался продолжить сопротивление. 29 марта он отправил письмо в партийный комитет ВПШ. В нем он стремился отвести от себя обвинения. Касаясь своего выступления в Московской областной партийной школе, он подчеркивал: «Ни одного слова в защиту Минца ни в этом, ни в каком-либо другом выступлении никогда сказано не было. Напротив, в своем выступлении в Областной школе я говорил о вредной монополии Минца. Я утверждал, что Минц ориентировался на отсталых слушателей и читателей»[1205]. Он обвинял доцента Дацюка в клевете и требовал для него партийного взыскания.

В ответ на письмо партийный комитет ВПШ сформировал комиссию в составе Е. Н. Анисимовой, А. Н. Зайкиной и О. М. Лукашовой для проверки заявления Городецкого. Выводы комиссии звучали как приговор. Как сообщалось в заключении, проверка лекционных курсов историка показала, что им было сделано чрезвычайно много ошибок. «1. Совсем отсутствует указание на то, что в конце XIX и начале XX в. центр революционного движения пролетариата переместился в Россию. 2. Ленинизм в ряде случаев показывается. не как высшее достижение., а как национально ограниченное, чисто русское движение. 3. крайне неполно освещается. II съезд РСДРП. 4. Целые разделы. представляют собой не историю народов СССР, а историю самодержавия. 5. Не показаны протесты рабочих против антиеврейских погромов. 6. Русская культура представляется неполно. 7. Неправильно освещает экономику России в послереформенный период, изображая Россию как страну абсолютно отсталую во всех отношениях.»[1206]. На основе выводов комиссии 6 мая партийный комитет постановил, что критика в сторону Городецкого является абсолютно оправданной, а его поведение расценили как «попытку противодействовать справедливой критике.»[1207]. С такими идеологическими ошибками преподавать в партийной школе было нельзя. Его отстранили от чтения лекций. Становилось очевидным, что сопротивление бесполезно.

Последней попыткой Городецкого защититься было письмо на имя Маленкова. Возможно, что ему никто не ответил, потому что в июне он написал еще одно письмо уже на имя Д. Т. Шепилова[1208], где просил обратить внимание на его положение. Результатом было молчание.