Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.)

Немалое влияние на трансформацию официальной исторической политики оказали репрессии. Накануне 1937 г. официальная пропаганда пыталась сформировать пантеон значимых исторических личностей советской страны. Помимо уже умерших большевиков сюда вошли, в частности, М. Н. Тухачевский и Н. И. Ежов. Но последовавшие в годы Большого террора аресты показали, что из деятелей-современников, в силу потенциальной возможности их ликвидации, строить героический пантеон нельзя. Еще вчера восхваляемые герои часто становились «врагами народа». Советское руководство вынуждено было обратиться к прошлому, найдя героев именно там. Система, которую ряд исследователей определяет как «национал-большевизм», сложилась именно к 1937 г.[147]

Ключевым событием в идеологической жизни страны стала публикация нового курса истории ВКП (б). В начале 1938 г. в газете «Правда» начала выходить «История ВКП (б). Краткий курс», вскоре появившаяся отдельным изданием и затем многократно переиздававшаяся многомиллионными тиражами[148]. В написании и редактировании книги самое деятельное участие принял Сталин. Ему принадлежит раздел «О диалектическом и историческом материализме», в котором давалась общая схема мировой истории, втиснутая в формационную «пятичленку»: первобытно-общинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический и социалистический способы производства. В книге предлагалась стройная концепции не только истории партии большевиков, но и всей отечественной истории конца XIX — начала XX в. История партии была представлена как история бескомпромиссной борьбы с политическими противниками и внутренними фракционерами. Многие исторические деятели, объявленные врагами народа, в книге не упоминались. Развитие Советского Союза описывалось как победное шествие на пути воплощения в жизнь решений партии. На историческом материале обосновывалась концепция двух вождей большевизма: Ленина и его ученика и единственного преемника Сталина.

В «Курсе» прописывались основополагающие методологические положения, ставшие обязательными для советской исторической науки. Кратко их обозначим. Так, о роли идей и личности в истории писалось, что «не идеи определяют общественно-экономическое положение людей, а общественно-экономическое положение людей определяет их идеи»[149]. Только опираясь на экономическое состояние общества и передовой класс, выдающиеся личности могут добиться многого. Эта же мысль развивалась и в разделе о диалектическом и историческом материализме[150].

Здесь же доказывалось и положение о том, что только в союзе с крестьянством возможна социалистическая революция. Авторы «Курса» касались важнейшего вопроса советской исторической науки — крестьянских войн. Тем самым легитимировалась тематика крестьянских движений. Причем термин «крестьянская война», позаимствованный у Маркса, фактически объявлялся наиболее предпочтительным в их осмыслении[151].

Определенное внимание отводилось проблемам географического и демографического детерминизма. Писалось, что географическая среда влияет на развитие общества, но не определяет его. То же говорилось и о демографии[152].

Главной силой, двигающей процесс развития истории, признавался «способ добывания средств к жизни, необходимых для существования людей, способ производства материальных благ…»[153]. Акцент делался на понятии «производительные силы общества», куда включались орудия труда, люди и производственный опыт. Подчеркивалось, что «первейшей задачей исторической науки является изучение и раскрытие законов производства, законов производительных сил и производственных отношений, законов экономического развития общества»[154].

Заметное влияние на историческую идеологию оказала «теория справедливых и несправедливых войн». Первый тип, определяемый как война «незахватническая, освободительная, имеющая целью защиту народа от внешнего нападения и попыток его порабощения, либо освобождения народа от рабства капитализма, либо, наконец, освобождение колоний и зависимых стран от гнета колониалистов» противопоставлялся «несправедливой войне», «захватнической, имеющей целью захват и порабощение чужих стран, чужих народов»[155]. Эти немудреные положения были положены в основу оценки войн в истории. Причем в угоду идеологии часто приходилось в одних войнах непременно искать их «справедливую» основу, а в других наоборот.

«Краткий курс истории ВКП (б)» сразу был вознесен на небывалую высоту. Его изучение являлось обязательным, а оценки, данные в нем, не подвергались сомнению. Роль «Курса» в развитии советской исторической науки из-за его чрезмерной заидеологизированности, схематичности, односторонности, откровенных фальсификаций и многочисленных «фигур умолчания» (деятелей, о которых была запрещено писать) была, безусловно, отрицательной. В нем была закреплена сталинская концепция истории страны и партии[156], преодоление которой впоследствии тяжело давалось советской историографии.