Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.)

На протяжении всего десятилетия накануне Великой Отечественной войны шла трансформация исторической политики сталинского режима. Она становилась все более популистской и интегрирующей различные идеологические компоненты. По мнению Д. Бранденбергера: «Отмежевываясь от строгого использования идеалистических и утопических лозунгов, Сталин и его соратники постепенно перекроили себя под государственников и начали выборочно реабилитировать известные личности и общепризнанные символы из русского национального прошлого. Ранние марксистские лозунги были интегрированы в реконцептуализированную историю СССР, делавшую значительный акцент на русских аспектах советского прошлого. В то же самое время главный нарратив был упрощен и популяризирован, чтобы максимально увеличить его привлекательность даже для самых малообразованных граждан СССР»[163].

2. Советская историческая наука, идеологические кампании и политическая культура сталинской эпохи

Историческая наука на протяжении 1920-1930-х гг. постепенно становилась частью советской политической культуры[164], призванной формировать определенные навыки взаимоотношения с новой властью и определявшей ориентацию человека в сложной советской социально-политической системе. В отношении историков это было неизбежным по той простой причине, что историческое знание занимало одно из центральных мест в идеологии. Советская политическая культура не была неизменной и заметно трансформировалась со временем. Это, впрочем, не отрицает общих, определяющих черт советской политической системы, для объяснения которой долгое время особой популярностью пользовалась тоталитарная модель. Сейчас ее популярность заметно упала, но полноценной альтернативной концепции так и не появилось. В свое время У. Ди Франческо и Ц. Гительман высказали точку зрения, что «советская политическая культура не являлась ни демократической, ни подданнической, а представляет собой сплав традиционных, дореволюционных форм взаимоотношений между гражданами и государством и надстройкой из институтов участия, которые во многих отношениях поверхностно напоминают аналогичные институты в западных демократиях»[165].

Какие же методологические ориентиры целесообразно обозначить в качестве приоритетных? Сразу бы хотелось оговорить, что автор отказался от тоталитарной модели объяснения развития советской исторической науки[166]. Ключевой порок данной концепции заключается в том, что в советской системе не находится места субъекту. В классической тоталитарной теории считается, что тотальный контроль, реализуемый при помощи репрессивных мер и идеологических механизмов, в сталинском СССР достиг своей вершины. Между тем, как показывают работы т. н. ревизионистов, контроль этот являлся часто видимостью, а индивид отнюдь не потерял своей субъектности.

Очевидно, что выбор исследовательской модели зависит от предмета изучения. В центре внимания данной работы идеологические кампании и дискуссии, проходившие в советской исторической науке в последнее сталинское десятилетие (1940-е — 1953 гг.). Поскольку идеологические кампании и дискуссии — это вненаучные явления, часть политической культуры того времени, то естественным становится обращение к культурному, политико-идеологическому и дискурсивному контекстам. Под идеологическими кампаниями понимается интенсивная серия мероприятий советской власти, нацеленных на утверждение нужных идеологических постулатов. Особенностью советской системы являлось то, что такие кампании стали нормой жизни и активно использовались в качестве элемента социальной мобилизации и проверки граждан на политическую лояльность[167]. Нередко исследователями используются термины, уточняющие или дополняющие прилагательное «идеологические». Скажем, «политико-идеологические»[168] и/или «идеолого-пропагандистские»[169] кампании. По наблюдениям А. С. Кимерлинг, идеологические кампании являлись способом политизации частной жизни советских граждан, втягиванием их в политическую культуру[170]. Добавлю, что это была политизация не только частной сферы, но и профессиональной (субкультур различных профессиональных групп).

Идеологические кампании схожи в механизмах реализации. Но среди них есть и различия. Условно их можно разделить на кампании с высокой и малой степенью формализации. Отличие первого типа от второго заключается в том, насколько участники кампаний формально или неформально относятся к кампании и своему участию в ней. В первом случае все заканчивалось ритуализированным выполнением тех или иных предписаний. Второй сценарий возможен был в том случае, когда участники оказывались по тем или иным причинам заинтересованы в проведении кампании, видели в ней личную выгоду для себя.