Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.)

Примером сложных отношений патронажа является и случай с известным историком и социологом Б. Ф. Поршневым. Стоит предварительно сказать, что у Поршнева сложились крайне тяжелые отношения со многими представителями сообщества советских медиевистов. Произошло это по разным причинам. Одни не могли ему простить чрезмерного увлечения абстрактными теориями и пренебрежительного отношения к коллегам, которых он называл «крохоборами»[348], другие видели в нем конкурента в борьбе за лидерство[349]. В 1950 г. за книгу «Народные восстания во Франции перед Фрондой (1623–1648)» (М.: Л., 1948) ему присудили Сталинскую премию третьей степени. Учитывая, что медиевисты и специалисты по раннему новому времени получали Сталинские премии крайне редко, это позволяло ему претендовать на особое положение в их среде. Одно время он даже заведовал сектором Новой истории Института истории АН СССР, при этом будучи специалистом по более раннему периоду. Очевидно, что из-за амбиций он вступил в конфликт с секретарем партийной организации Института истории Н. А. Сидоровой, женщиной крайне властолюбивой[350]. По каким-то причинам не сложились у него отношения и с заместителем директора, антиковедом С. Л. Утченко. Против Поршнева организовывались постоянные внутриинститутские кампании, его обвинили в том, что он развалил работу вверенного ему сектора[351]. 10 января 1952 г. комиссия, возглавляемая старым большевиком А. П. Кучкиным, вынесла свой вердикт: «Освободить Б. Ф. Поршнева от заведования сектором, как явно не справившегося со своими обязанностями»[352]. Ему предложили уйти из института по собственному желанию. Он даже подал заявление об уходе в связи с переутомлением. И именно тут Поршнев постарался ввести в игру имеющиеся у него связи, точнее, пригрозить возможностью их использования. Интересно, что Поршнев не стеснялся обращаться за помощью к самому Сталину. В 1951 г. он просил его поспособствовать публикации его книги «Роль борьбы народных масс в истории феодального общества». Известно, его письмо с просьбой посодействовать публикации письма против историка В. В. Бирюковича в журнале «Большевик»[353].

Подробности неординарного события в жизни института можно обнаружить в письме С. Л. Утченко, написанном на имя влиятельного А. М. Митина, занимавшего тогда пост заведующего сектором Отдела науки и высших учебных заведений ЦК ВКП (б). В нем он утверждал, что Поршнев, явившись к нему, заявил, что он передумал уходить из института и хотел бы включить в его план работы свою монографию, посвященную Тридцатилетней войне[354]. Естественно, что Утченко сослался на работу комиссии, которая проверяла сектор Поршнева, заявив, что без ее выводов он решать вопрос не может. Очевидно, что заместитель директора лукавил. Комиссия уже дала негативное заключение, так что итог был ему заранее известен. Далее события развивались следующим образом: «После этого Б. Ф. Поршнев вышел, но через несколько минут вернулся и в присутствии сотрудника т. Тифлисовой А. Д., которая в это время находилась в комнате, заявил: “Очевидно следует сказать все до конца. Советую Вам еще раз подумать над предложением, т. к. оно исходит от Александра Максимовича Митина”»[355].

Итак, Поршнев попытался задействовать своего патрона, точнее его авторитетное имя. Теперь нельзя однозначно сказать, был ли это блеф или действительно Митин покровительствовал историку[356]. Тем не менее, Утченко сделал единственное верное решение в данной ситуации. Уже на следующий день он послал письмо самому Митину с изложением сути дела. В нем он сознательно напирал на то, что Поршнев распространяет «нелепые слухи» о своих особых отношениях с Митиным. «Кроме того, обращаю Ваше внимание на то, что эти методы шантажа и мистификации со ссылками на мнение ответственных работников ЦК ВКП (б) является определенной системой поведения Поршнева»[357]. Так, по словам Утченко, Поршнев повел себя неправильно, заявив на открытом партийном собрании, что против него идет спланированная травля. «Это выступление вызвало единодушное возмущение коммунистов и беспартийных. Тем не менее, лично мне Поршнев говорил, что это его выступление было «психологически подготовлено» беседой с Ю. А. Ждановым[358]…»[359], — сообщает автор письма. В заключение письма Утченко резко осудил Поршнева, давая понять высокопоставленному адресату, что эта фигура крайне нежелательна в институте: «Б. Ф. Поршнев, как человек сильно скомпрометированный, — а он скомпрометирован и как научный работник, и как руководитель сектора, — делает попытку спасти свою репутацию и потому, с одной стороны, стремится любой ценой очернить и оклеветать Институт и отдельных его работников, а с другой стороны — пытается мистифицировать общественное мнение в самом Институте безответственными ссылками на высказывания работников Отдела науки ЦК ВКП (б)»[360].