Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1

Кроме этого, окончательный текст Жданова, с которым были ознакомлены и другие работники аппарата ЦК (9 сентября 1944 г. он был направлен секретарям ЦК Щербакову и Маленкову), имел серьезные и еще непривычные для сотрудников аппарата ЦК отличия от того материала, который был подготовлен Управлением пропаганды и агитации ранее. Если текст Управления, где большая часть тяжких обвинений досталась А. М. Панкратовой и Е. В. Тарле, все-таки оставался, хотя и с соблюдением жанра эпохи, но в рамках исторической науки и научности, то документ Жданова беззастенчиво переводит вопрос науки в область идеологии. Поскольку Сталин участвовал в подготовке документа и был, несомненно, его инициатором, то нужно считать его вдохновителем и соавтором этого текста.

Постулаты в этом документе «были предельно актуализированы в идеологическом и политическом отношениях. Так, в обстановке либерализации режима деятельности православной церкви Жданов к стандартному набору критических определений школы Покровского добавил “нигилистические взгляды” на историческое значение крещения Руси, распространение христианства, цивилизаторскую роль монастырей. ‹…› Бросается в глаза еще одно обстоятельство. В проекте Жданова был даже для своего времени явный перебор грубых натяжек, политиканских построений, неверных с научной точки зрения характеристик и определений политических явлений»[131].

«В тезисах Жданова критика участников совещания в адрес Тарле трансформировалась в прямые политические обвинения. Жданов писал, что Тарле и другие историки “идут на поводу у вражеской пропаганды, уверяющей, будто бы обширные пространства, морозы и грязь воспрепятствовали немцам завоевать нашу страну”, сбиваются на “губительный путь расизма и национальной исключительности”, пытаются “направить советских историков в русло чуждой идеологии”»[132].

То есть уже в тезисах 1944 г. можно видеть весь тот арсенал установок, который стал достоянием общественности в 1946 г. Однако документ не пошел дальше и не перерос в постановление ЦК, хотя отдельные его положения явно стали ориентиром для работников партийного аппарата[133]. Подлинные причины, по которым этот выстраданный руководством страны документ был «похоронен», неизвестны; но принципиальные моменты этих тезисов прослеживаются в последующих выступлениях партийных руководителей[134], да и участвовавшие в совещании историки смогли уяснить идеологические заповеди.

Кроме того, по-видимому, именно благодаря помощи Сталина Жданов сформулировал определение советского патриотизма, «который, согласно его трактовке, с одной стороны, “вырос на почве интернационализма”, а с другой – “не имеет ничего общего с безродным и беспочвенным космополитизмом” и базируется на “любви всех советских народов к своему социалистическому отечеству – СССР”»[135].

Что же касается непосредственных результатов совещания историков, то они не вылились в решение ЦК ВКП(б), а лишь проявлялись лейтмотивом в рецензиях на исторические монографии, подвергнутые критике в ходе совещания. Единственным зримым воплощением, да и то с некоторой задержкой, было постановление Политбюро ЦК от 2 июля 1945 г. о реорганизации журнала «Исторический вестник» в журнал «Вопросы истории» и смене его редколлегии.

Существует мнение, что причиной отсутствия какого-либо постановления ЦК по итогам работы совещания «было нежелание даже частично признать правоту Панкратовой. Партийному руководству не могло понравиться, что широкой постановкой в своих письмах в ЦК ВКП(б) вопроса о положении в исторической науке, а также своей ортодоксальной позицией Панкратова как бы взяла на себя то, что ЦК, и прежде всего Сталин, считал своей неотъемлемой прерогативой»[136]. Однако мы не склонны считать, что подобные опасения или же мысли в данном конкретном случае вообще имели место; возможно, тому причиной были какие-то другие обстоятельства.