«Русское литературоведение многократно занималось вопросом о влиянии западноевропейской литературы на русскую и особенно интенсивно в последние семьдесят лет, со времени появления работы Алексея Веселовского “Западные влияния в новой русской литературе” (1883). По вопросу об иностранных влияниях создалась постепенно значительная литература. ‹…› Несколько позже стали появляться исследования формалистов. Среди них особенно следует отметить работы Б. М. Эйхенбаума (“К вопросу о западных влияниях в творчестве Лермонтова”, “Л. Толстой”), В. М. Жирмунского («Байрон и Пушкин», «Гете в русской поэзии»), Б. В. Томашевского («Пушкин и французская литература») и т. п.
Увлечение проблемой влияний приводило русских литературоведов к спорным и весьма часто просто неверным, глубоко ошибочным выводам. В работах обычно чувствовалось стремление во что бы то ни стало отыскать в русской литературе следы западноевропейских влияний, доказать если не факт явного подражания, то по крайней мере заимствования мотивов, хотя речь могла идти по преимуществу лишь о совпадении мотивов, вызванном сходством социально-политических условий.
Тем не менее известной ценности работы русских литературоведов по вопросу об иностранных влияниях нельзя отрицать. Работы эти показали, что русская литература умно и внимательно присматривалась к достижениям и веяниям западноевропейской литературы»[1584]
.А. А. Зерчанинов, занимаясь составлением учебников по литературе, не понимал, что наступило время, которое не терпит оговорок. Именно поэтому на многочисленных совещаниях слово филологам давалось преимущественно на секционных заседаниях. На пленарных же организаторы старались не допускать никаких экспромтов и выпускали на трибуну, особенно для основных докладов, лишь проверенных ораторов. Выдающимся «мастером слова» был А. М. Еголин, который в любой аудитории выражал позицию ЦК. И если его можно в чем-либо обвинить, то уж точно не в дискуссионности.
Начало года в ЛГУ
Ленинградскому университету 1947 год не сулил ничего радостного: 20 января состоялось заседание партактива ЛГУ, на котором выступил и заведующий кафедрой теории и практики советской печати П. Я. Хавин. Он был в курсе настроений Отдела пропаганды и агитации Ленинградского горкома:
«О вреде “комплиментарного” стиля критики, нашедшего место в Университете, и о крайне слабом использовании одного из основных методов большевистского воспитания – подлинной критике и самокритике наших недостатков, – говорил товарищ Хавин. ‹…›
Собрание партактива обязало партийный комитет и бюро факультетских парторганизаций устранить указанные недостатки и коренным образом улучшить состояние идейно-политической работы в Университете»[1585]
.Этот партактив был своего рода подготовкой к проходившему в начале февраля четырехдневному Совещанию руководителей кафедр общественных наук, в котором принимали участие представители Ленинграда, Ленинградской и прилежащих областей и даже Тартуского университета. На этом многодневном совещании работала специальная филологическая секция.