Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1

«Он [Горбатов] рассказал, что руководство Союза написало письмо Хозяину о своих делах – о гонораре, тиражах, жилье и проч. Неожиданно их вызвали туда: Фадеева (генсека), Симонова (зам) и Горбатова (зам и секр[етаря] партгруппы правления).

Дело было в понедельник, 12 мая[321]. Борис страшно волновался, чтобы не опоздать, и чтобы не было какого-нибудь недоразумения. Назначено было на 6 ч. вечера. Он приехал в бюро пропусков к 5 ч. Там выписали пропуск. Дали провожатого. Пришел он к Александру Николаевичу[322]. Извинился, что рано. Тот засмеялся:

– Вы можете подождать вот в той комнате.

Большая комната, мягкая мебель. Стол, заваленный новейшими иностранными журналами, в том числе и “Лайфом” и газетами. Без 15 минут шесть приехал Фадеев. Время подходит, а Симонова нет. Они страшно нервничали. Без 10, без 5… Он появился без 2-х минут шесть. А в 5 минут седьмого А. Н. Поскребышев вышел и сказал: “Вас ждут”.

Они построились по старшинству – Фадеев, Горбатов, Симонов и вошли. За столом сидели Сталин, Молотов и Жданов. Сталин встал навстречу, с трубкой в руке, поздоровался с каждым и жестом пригласил садиться. Поздоровались и остальные. Молотов сразу сказал:

– Мы получили ваше письмо. Прочли. Ваши предложения правильны. Надо будет составить комиссию для выработки практических мер и утвердить их. Вот вы и будете нашей комиссией.

Это посетителей сразу ошарашило. Уж очень все неожиданно. Первым опомнился Фадеев.

– Мы думали – будет комиссия ЦК.

Сталин улыбнулся и ответил:

– Вот вы и будете комиссией ЦК, нашей комиссией.

– Мы бы хотели, – сказал Фадеев, – чтобы туда вошли государственные деятели, – и посмотрел на Жданова.

Жданов сказал:

– Я согласен им помочь и могу войти в комиссию.

– Хорошо, – сказал Сталин. ‹…›

– Тогда у меня к вам есть вопрос, – сказал Сталин. – Над чем сейчас работают писатели?

‹…› Сталин внимательно слушал, потом сказал:

– Все это хорошо. И, все же, нет главного. А главная задача писателей, генеральная задача – это борьба с низкопоклонством перед заграницей.

И в течение получаса т. Сталин развивал эту мысль (между прочим, впервые он ее высказал на приеме папанинцев в 1938 г.)[323]. Он обрисовал исторические корни. Петр I, несмотря на то, что был выдающимся деятелем и многое сделал для России, но не доверял способностям русских. Он наводнил Россию немцами, отсюда пошло низкопоклонство перед немцами. Следующая волна – это начало 19 века. Русские разбили наголову Наполеона, который считался непобедимым, завоевал всю Европу, завоевать хотел весь мир. А, все-таки, пошло низкопоклонство перед французами.

Сейчас мы разбили немцев, спасли всю цивилизацию Европы, справились с противником, перед которым трепетал весь мир. В этой войне советский человек показал, что он на три головы выше других. А, между тем, наблюдается низкопоклонство перед англосаксами. У военных этого уже нет, а среди интеллигенции – сильно развито это чувство. Вот Клюева. Сделала великое изобретение. А из-за низкопоклонства сама отдала в руки американцев, и они его присвоили. Вот вам и тема для литературы, острая, очень нужная.

– Какая тема для пьесы! – воскликнул Симонов. (Борис говорит, что он и подумать не успел, как Симонов поставил заявочный столб). ‹…›

Беседа продолжалась в очень дружелюбном духе, очень непринужденно и просто. ‹…›

Фадеев сказал, что в Союзе есть еврейская секция. Есть отделения в Киеве, Минске. А журнала нет, был до войны, а сейчас нет. И сейчас еврейским писателям негде печататься.

– А почему не пишут на русском языке? – задал вопрос Сталин.

Фадеев ответил, что большинство еврейских писателей пишут на русском. Но есть старики писатели – Перец Маркиш, Фефер – которые пишут на еврейском.

– Это правильно, – сказал Сталин. – Им надо печататься. Но для журнала не хватит вещей. А надо выпускать альманах – пусть там печатают свои произведения. (Борис говорит, что еврейские писатели после этого известия прямо ликуют.)

На этом беседа закончилась. Продолжалась она 1 час 10 минут»[324].