Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2

Профессор ЛГУ, сотрудник отдела западных литератур Пушкинского Дома А. А. Смирнов показал пример самокритики:

«…Скажем, В. М. Жирмунский, М. К. Азадовский и многие другие, и я в том числе, отлично сознавая, что Веселовский работал не на той базе, которая является единственной научной в нашем современном понимании, отлично понимая и сознавая, что, обладая до тонкости разработанной методикой исследования, он работал не тем методом, который мы считаем единственно научным, сознавая, что все его методологические обобщения, содержащие какие-то частицы, могущие быть использованными, они тем не менее шаткие, они неизбежно должны быть кривые в свете марксистско-ленинского литературоведения, тем не менее мы все их, эти работы рекомендовали студентам и их до известной степени пропагандировали, не учитывая, что этот критический подход не может быть проявлен в достаточной мере самими читателями, отсюда несомненное игнорирование вредного, антимарксистского воздействия, которое может наследие Веселовского оказывать на студентов, критиков, писателей, читателей, словом, на широкие слои советской интеллигенции. Это мы должны учесть полностью. Мы учтем это и поймем нашу задачу не так, как раньше, когда были голоса, говорившие, что надо идеи Веселовского, его концепции как-то подправить, улучшить, усовершенствовать. Наша советская наука должна создать другие теории, другие концепции вместо концепций Веселовского. Но я должен в заключение добавить, что если брать вообще проблему космополитических идей в русском и советском литературоведении, то конечно нужно несколько расширить наш кругозор, не ограничиваться одним именем А. Веселовского, не говоря о целом ряде других. В сущности, все крупные и видные сколько-нибудь литературоведы прошлого в России были заражены этим литературоведческим позитивизмом и буржуазным либеральным космополитизмом»[202].

За ним на трибуну вышла заведующая отделом древнерусской литературы: