Читаем Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование полностью

ДЕЛО АЗАДОВСКОГО

Восемь месяцев тому назад – 19 декабря 1980 года – профессор Константин Азадовский, заведующий кафедрой иностранных языков Высшего художественно-промышленного училища имени В.И. Мухиной, был задержан на улице. Три месяца спустя он предстал перед судом по сфабрикованному обвинению в хранении наркотиков. Сейчас, когда вы читаете эти строки, он отбывает двухгодичное наказание в лагерной зоне под Магаданом.

Если вы захотите отыскать это место на карте СССР, я советую начать с реки Колымы, впадающей в Северный Ледовитый океан примерно на 62-м градусе северной широты. От самого слова «Колыма» каждого русского бросает в дрожь – не потому, что там свирепствуют морозы, а потому, что слой вечной мерзлоты, по которому пролегает русло этой реки, стал могилой для миллионов советских граждан, погубленных в сталинских лагерях.

Профессор Азадовский – даже если бы обвинения против него соответствовали действительности – не должен был бы оказаться в столь отдаленных местах, как Колыма, хотя бы потому, что согласно правилам советской карательной системы виновные в незначительных преступлениях отбывают срок в пределах территории, административно подведомственной месту их фактического проживания. Крайний Север традиционно предназначается для политических заключенных. К последней категории вряд ли можно причислить профессора Азадовского.

На сегодняшний день Константин Азадовский – один из виднейших исследователей в области сравнительного литературоведения. Он автор почти девяти десятков публикаций, разнообразных по объему и тематике. В их числе «Достоевский в Германии», монография о Грильпарцере, статьи об Александре Блоке и «крестьянских поэтах» (Николае Клюеве и Сергее Есенине), исследование о Рильке и Толстом и многие другие. Он безусловно лучший в России специалист по творчеству Рильке, чьи произведения сам активно переводил, а также по творчеству поэтов Франции и Испании – Пауля Целана, Антонио Мачадо, Рубена Дарио, Рене-Ги Каду и других. Благодаря своим широким интересам он поддерживал профессиональные связи с многими учеными на Западе, занимающимися сходным кругом проблем.

Этот последний вид деятельности сам по себе чреват в России большими неприятностями для ученого – разумеется, за исключением случаев, когда такие связи возникают по инициативе самой власти или поддерживаются государственными органами. Изучение фольклорных мотивов в творчестве Грильпарцера вряд ли может нанести ущерб государственным интересам. Тем не менее за двадцать лет академической карьеры профессор Азадовский неоднократно подвергался притеснениям: ему запрещали печататься, отстраняли от преподавания в родном городе (в поисках работы он был вынужден переехать на север, в Петрозаводск); его вызывали на допросы, угрожали преследованием – в общем, государство действовало в соответствии с заведенным порядком. Но уважающий себя ученый тоже действует в соответствии с порядком – своим собственным.

Причиной ареста и последующей высылки профессора Азадовского на Колыму стали чисто академические обстоятельства. В начале нынешнего года в Италии вышел том переписки Марины Цветаевой с Борисом Пастернаком и Рильке – Константин Азадовский нашел в архивах, подготовил к изданию и опубликовал эти письма, предпослав им большую вступительную статью. В научный обиход впервые был введен бесценный материал, проливающий новый свет на творческое общение трех великих поэтов, составлявших уникальный платонический треугольник. Открытию и исследованию этих важнейших для истории литературы фактов профессор Азадовский посвятил немало усилий и по меньшей мере десять лет своей жизни. Рукопись сборника была передана западному издателю (кстати, целиком прокоммунистическому) совершенно легально, через посредство ВААПа. Но вскоре после выхода тома профессор Азадовский был арестован за наркотики, жестоко избит тюремщиками (ему нанесли несколько ударов по голове металлической дверью камеры) и больным доставлен в суд. Своей вины он не признал и по приговору суда был отправлен в места, которые вы с трудом отыщете на карте. Что касается обвинения в хранении наркотиков, в нем можно усмотреть парадоксальную перекличку с известным марксистским лозунгом: «Религия – это опиум для народа». К опиуму в данном случае приравнивается культура.

Все это может показаться вам совершенно бессмысленным, однако следует помнить, что описанные события имели место в Ленинграде – городе, носящем гордое имя «колыбели революции»: там местному КГБ предоставлена полнейшая свобода действий. Я не хочу сказать, что города, не так громко прославленные в истории, намного отстают от Ленинграда по части повседневного беззакония, – как раз наоборот. Просто местная власть отчасти опасается неожиданных проверок из центра. В Ленинграде таких опасений нет; иностранных журналистов там тоже не боятся – в Москве их все-таки побаиваются.

Плохо, что государство держит при себе сторожевого пса; еще хуже, если действия этого пса централизованно планируются. В социалистическом государстве, как и везде, бдительность и эффективность полиции измеряется статистически. К сожалению, в задачи КГБ не входит реальное сокращение преступности: главное – продемонстрировать результаты собственной борьбы с потенциальным криминалом. Отсюда поводы для арестов, отсюда отрезок времени, к которому они приурочены. Профессор Азадовский был арестован 19 декабря 1980 года не столько потому, что против него были собраны веские улики, сколько потому, что заканчивался календарный год и в КГБ хотели приплюсовать к ежегодному отчету еще один арест. Более того, решение о его высылке на Дальний Север принималось скорее не из настоятельной потребности изолировать столь опасного преступника, а из желания КГБ напомнить интеллигентской общественности, а заодно и собственным сотрудникам, что хоженые арестантские маршруты рано закрывать – они еще пригодятся. К тому же в отдаленных местах легче предъявить осужденному любое дополнительное обвинение и продлить ему лагерный срок. А в свидетели сгодится первый встречный белый медведь.

То, что КГБ вновь обращается к своей прежней практике, вызывает особую тревогу. В деле профессора Азадовского опасная тенденция проявилась во всей наглядности, и поэтому мы призываем всех, кто прочтет это письмо, использовать все возможные пути и способы, чтобы убедить советское руководство отменить приговор и освободить осужденного. Помимо всего прочего, на руках у Константина Азадовского тяжелобольная старая мать, вдова знаменитого российского ученого-фольклориста Марка Азадовского, в свое время также пострадавшего от произвола властей, – в кампании против «безродных космополитов», в 1949 году.

В этом случае, как и во многих других, надежда на успех, разумеется, невелика. Тем не менее не исключено, что ваш протест поможет отвести от головы профессора Азадовского очередной обломок железной трубы.

Иосиф Бродский[перевод И.Б. Комаровой]
Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука