Дорогой Петер,
спасибо за письмо. Оно шло очень долго, потому что вы неправильно указали имя и адрес. Меня зовут не Лев, а Ефим, и Русская служба Бибиси, где я работаю, расположена не на Портланд-плейс, а в другом месте. Но письмо все-таки дошло, и я рад, что у Кости столько друзей. Кроме вас, судьбой Кости озабочены: Сильвана Де Видович в Италии, Владимир Марамзин в Париже и Иосиф Бродский в Нью Йорке. Их адреса и телефоны см. ниже. Что можно для Кости сделать – об этом я спрашиваю себя ежедневно и безрезультатно. Как ни странно, за пять лет, что я в Англии, у меня не появилось никаких полезных в этом смысле знакомств, – например, среди журналистов. В одной из наших радиопрограмм на русском языке мы упомянули о Косте, всего пять строчек (то, что было в газете Ле Монд), и это все. В английских газетах не было ничего. Как только появится, мы сразу передадим.
О себе. Меня судили в сентября 69-го года, в народном суде Смольнинского района г. Ленинграда, за курение марихуаны и гашиша. При обыске было найдено около грамма гашиша. Надо сказать, что я действительно подкуривал, один и с друзьями (но Костя не курил никогда). Среди друзей были и иностранцы, за одним из них КГБ вело наблюдение, и поэтому они обратили внимание и на меня. На суде Костя категорически отказался давать какие-либо показания против меня. Судья была очень недовольна этим, и помимо приговора мне, суд вынес определение, в котором говорилось, что Азадовский вел себя на суде враждебно, отказался давать показания, выгораживал преступника (то есть, меня) и тем самым затруднял работу суда. Это определение, конечно, попало к начальству Кости (к сожалению, не могу вспомнить, где он тогда работал, – во всяком случае, преподавал в Ленинграде), после чего он был уволен и вынужден был уехать в Петрозаводск. Впрочем, он уже бывал в Петрозаводске и до этого, кажется. В 72-м году я вернулся в Ленинград, и мы с ним несколько раз виделись. Помню, что к тому времени у Кости уже все было в порядке с карьерой. После того, как я эмигрировал, мы не переписывались (чтобы не портить ему карьеру), и до меня доходили лишь отрывочные сведения о его успехе – говорили, что он скоро защитит докторскую диссертацию, что он преподает, много пишет, переводит, и так далее. Известие о его аресте было для меня совершенно неожиданным. Костя не диссидент, он никогда не делал никаких гражданских выступлений. Он по натуре культуртрегер, и эмигрировать он не хотел именно потому, что считал своим долгом распространить культуру там, где она нужнее всего, то есть в России.
Мой арест упоминается в диссидентских «Хрониках текущих событий»…
Как только узнаете что-нибудь новое – сразу напишите мне.
Ваш Е.С.