Помочь Азадовским вновь и вновь пытался Юрий Щекочихин. Уже в 1992 году, будучи народным депутатом СССР, он направил в Прокуратуру СССР «депутатский информативный запрос» о деле Светланы. Уголовное дело опять отправилось в Москву, была проведена проверка, и 27 апреля Щекочихин получил обстоятельный ответ, подписанный заместителем Генерального прокурора СССР Я.Э. Дзенитисом:
Осуждена Лепилина законно. Ваши доводы о том, что при расследовании обстоятельств содеянного Лепилиной были допущены существенные нарушения уголовно-процессуального закона, подтверждения не нашли.
Из материалов дела видно, что Лепилина совершила самостоятельное преступление, не связанное с действиями Азадовского, а поэтому решение о расследовании этих дел отдельно друг от друга принято в соответствии с законом.
Хотя следствием и судом не установлено лицо, сбывшее Лепилиной наркотик, однако это обстоятельство не влияет на обоснованность принятого судом решения в отношении Лепилиной.
Не имеют значения для правовой оценки ее действий и первоначальные показания Лепилиной о том, что пакет она не выбросила, а он случайно выпал, когда она доставала перчатки.
Действия работников милиции, принимавших участие в обыске по месту жительства Лепилиной, не связаны с ее обвинением. Кроме того, на предварительном следствии и в суде интересы Лепилиной защищал адвокат Брейман, заявлений о нарушениях законности ни от него, ни от осужденной не поступало. Оснований для опротестования состоявшихся судебных решений не имеется.
Пути к отмене приговора в отношении Светланы были, казалось, окончательно отрезаны. Крылатая фраза «признание – царица доказательств» была постулатом советской юриспруденции.
Тем не менее сам факт проходившего летом 1988 года судебного процесса, на котором открыто говорилось о противозаконных действиях КГБ, свидетельствовал о наступлении новой эпохи. Ведь раньше об этом нельзя было даже помыслить. Не случайно этот суд вызвал столь бурный общественный резонанс, выплеснувшийся далеко за пределы Ленинграда.
Глава 15
Эхо процесса
Несмотря на то что процесс проходил в «мертвое» время года, интерес к нему был действительно очень велик. В зале суда присутствовали, помимо друзей и знакомых подсудимого, журналисты, писатели, правозащитники. При этом возможности прессы в 1988 году были, разумеется, ограниченными: эпоха гласности в СССР еще только начиналась. Несмотря на то что участие КГБ в деле Азадовского было принято судьей как данность и даже отражено в протоколе судебного заседания, были все основания полагать, что сведения эти так и не выйдут за пределы Куйбышевского районного суда. Дело в том, что даже для упоминания в печати взрывоопасной аббревиатуры из трех букв требовалось согласование всей статьи с той самой организацией (отсюда – обилие эвфемизмов в публикациях застойного периода: «уполномоченные», «компетентные органы» и т. п.). И весьма показателен был тот факт, что о процессе в Куйбышевском суде не посмела сообщить ни одна ленинградская газета. Впрочем, оставалась надежда на Юрия Щекочихина, который в последние дни процесса приехал в Ленинград.
Расследование «Литературной газеты»
Собственно, Щекочихин и был в известном смысле «детонатором» состоявшегося судебного процесса, ведь протест заместителя Генерального прокурора СССР был вынесен лишь после вмешательства «Литературной газеты». А теперь, воочию наблюдая продолжение этого «ленинградского дела», Юрий Петрович обдумывал статью для рубрики «Расследования “ЛГ”».