Таким вот невероятным образом, год спустя после написания, вышла в свет статья Щекочихина. Называлась она в конечном итоге «Дело образца восьмидесятых». Сам автор объяснял метаморфозу так: «Из названия исчезло слово “ленинградское”, наверное, потому, что тогдашний главный редактор, Юрий Воронов (ныне уже, увы, умерший), сам был родом из Ленинграда».
Участие в этом деле Галины Старовойтовой было отнюдь не случайным – она много лет дружила с Азадовскими, хорошо знала их драматическую историю, а потому принимала все происходящее близко к сердцу и, как могла, способствовала выходу статьи в свет. Но не она одна.
Приведем письмо, которое 3 марта 1989 года написал Ю.П. Воронову академик Д.С. Лихачев и которое, возможно, также способствовало появлению статьи:
Глубокоуважаемый Юрий Петрович!
Со слов К.М. Азадовского мне известна ситуация, сложившаяся в «Литературной газете» вокруг статьи Ю.П. Щекочихина «Ленинградское дело образца восьмидесятого», а также содержание этой статьи.
Дело, сфабрикованное ленинградскими органами против К.М. Азадовского и его жены, привлекло к себе в свое время внимание широкой общественности, и я, как и другие советские писатели и ученые, не раз высказывал свое возмущение неправомерными действиями ленинградских властей в отношении семьи Азадовских.
В настоящее время – после долголетних общих усилий – уголовное дело против Азадовского наконец прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Однако «ленинградское дело образца восьмидесятого» вряд ли сводится к этой запоздалой реабилитации Азадовского и возмещению нанесенного ему материального ущерба. Оно имеет и немаловажный общественный смысл. Мы должны исключить возможность подобного рода провокаций в будущем, а добиться этого можно только одним путем – гласностью. Поэтому я обращаюсь к Вам с убедительной просьбой: способствовать тому, чтобы правдивая и принципиально нужная статья Ю.П. Щекочихина увидела свет в ближайшее время.
С уважением, Д.С. Лихачев, Ленинград.
Повествование Юрия Щекочихина о деле и суде вызвало такую волну, что впору понизить наш стиль до слова «сенсация»; по крайней мере именно так была воспринята эта история современниками. И тут дело не только в таланте журналиста (хотя и в этом тоже) и не только в упоминании КГБ, который все еще оставался мощнейшей спецслужбой мира… Дело в том, что история Азадовского для людей 1989 года была вовсе не «историей» – она была современностью. Массовый читатель готов был узнавать новое о трагедиях Гражданской войны или 1937 года, делать выводы и проводить аналогии, но был категорически не готов слышать о том, что эпоха бесправия не прекратилась в 1953 году, что она продолжается и поныне. И мало кто готов был принять за правду тот факт, что всякий оказавшийся по каким-либо причинам неугодным для действующей власти может быть перемолот ее правоохранительной мясорубкой.
Чтобы представить себе широту аудитории «Литературной газеты», приведем строки письма из Улан-Удэ, от сибирского фольклориста И.З. Ярневского (1933–1991). 17 августа 1989 года он писал Азадовскому: