Читаем Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование полностью

Действительно, 18 декабря 1980 года примерно в семь часов вечера Азадовскому позвонил Михаил Орехов (1950–1997), музыкант, работавший в Малом театре оперы и балета (б. Михайловском). Азадовский встречался с ним несколько раз в компании друзей Светланы. Михаил попросил разрешения зайти – дескать, он хотел бы узнать мнение Азадовского относительно двух старинных рисунков. Он пришел около восьми часов вечера; Константин Маркович пригласил его пройти в кабинет. Но никаких рисунков Орехов не принес и зашел «просто чтобы извиниться»; немного поболтав, он попросил хозяина принести из кухни стакан воды («что-то в горле першит»), опорожнил его, простился и ушел.

И то обстоятельство, что позднее сотрудник УКГБ А.В. Кузнецов письменно указал, что «“Рахманинов” направлялся домой к Азадовскому с целью выяснения обстановки в квартире, хотя это и не вызывалось оперативной необходимостью», достаточно красноречиво отвечает на вопрос, откуда у Азадовского на стеллаже с книгами появился пакетик из фольги, обнаруженный на другое утро.

В документе упоминается также, что 18 декабря в квартире Азадовского состоялось мероприятие «С», а в августе у него же проводилось мероприятие «Д». Что это такое? Речь идет о так называемых литерных мероприятиях – каждой литере соответствует вид оперативно-технического действия органов госбезопасности.

Мероприятие «С» – «слуховой контроль телефонных переговоров», то есть, проще говоря, прослушка, которую должен был, по правилам того времени, санкционировать кто-либо из руководства УКГБ. Мероприятие «С» подтверждает нашу версию о том, что именно утром 18 декабря после звонка Светланы, зафиксированного сотрудниками УКГБ, было решено начать операцию. Важно также упоминание о том, что в ДОР Азадовского имелась «сводка мероприятия “С”», то есть стенографическая запись нескольких телефонных разговоров.

Мероприятие «Д», или негласный обыск, – «метод оперативной деятельности, применяемый сотрудниками органов госбезопасности с целью отыскания и отображения в оперативных документах материальных следов (документов, предметов) преступной деятельности лица (группы лиц), проверяемого или разрабатываемого органами государственной безопасности». Негласный обыск «тщательно готовится, принимаются меры, исключающие возможность появления на месте обыска разрабатываемых и других лиц. Соблюдаются необходимые меры предосторожности, чтобы после обыска не оставалось следов. В процессе обыска обнаруженные документы и предметы, имеющие значение для дела, фотографируются».

Таким образом, уже в августе 1980 года, воспользовавшись редким отсутствием хозяев: Лидия Владимировна уехала на отдых в Ленинградскую область, Константин же был в тот момент у приятеля в Литве, – сотрудники УКГБ нелегально проникли в квартиру Азадовских. Возможно, 19 декабря 1980 года Шлемин и Архипов пришли забрать именно то, что привлекло их внимание еще летом. Однако, как мы помним, в ходе обыска был вызван еще один сотрудник – Поздеев, поскольку осенью 1980 года, когда Лидия Владимировна была дома неотлучно, Азадовский принес домой фотографии русских поэтов из коллекции погибшего М.А. Балцвиника, и они-то оказались для сотрудников КГБ полной неожиданностью. Их не было летом, и об этом наверняка знали те, кто пришел к нему с обыском 19 декабря.

Вместе с массой подробностей мы можем теперь ответить на вопрос, который занимал нас с самого начала: раз уж у Светланы нашли наркотик, задержав ее во дворе дома Азадовского, то почему нужно было ждать еще 12 часов, до утра следующего дня, чтобы провести обыск у Азадовского? Санкция прокурора не могла быть препятствием – согласно УПК (статья 168), «в случаях, не терпящих отлагательства, обыск может быть произведен без санкции прокурора, но с последующим сообщением прокурору в суточный срок о произведенном обыске».

Объяснение простое: в тот момент, когда Светлана была задержана, наркотика на книжной полке в квартире Азадовского еще не было.

И, наконец, ДОН – Дело оперативного наблюдения. «Заводится на отбывших наказание особо опасных государственных преступников, которые своими возможностями могут заинтересовать противника, а также на лиц, которые в связи со своей прошлой враждебной деятельностью могут представлять опасность для советского государства».

Документ содержателен и в части возможных «оргвыводов» в отношении виновников. Но виновников чего? Вспомним Положение о КГБ СССР, в пункте 12 которого написано:

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука