Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование

По-видимому, Азадовский и начал по-настоящему интересовать отечественные спецслужбы именно тогда, когда стал де-факто «связью иностранца» – так на языке КГБ именовались граждане СССР, «имеющие или имевшие контакты с иностранцами, прибывшими в Советский Союз из капиталистических государств». Далее в этой связи внутренние инструкции КГБ СССР подчеркивали: «Наибольший оперативный интерес представляют контакты, устанавливаемые иностранцами из капиталистических государств, причастными или подозреваемыми к причастности к разведывательным, контрразведывательным и иным специальным службам противника».

Впрочем, Азадовский, чувствуя интерес компетентных органов к его «контактам», вряд ли в то время догадывался, что КГБ подозревает практически всех филологов-русистов в разведывательной деятельности, направленной на подрыв обороноспособности СССР.

А вот где он подозревал реальную опасность, так это в своей «прошлой жизни». В студенческие годы Азадовский работал во время каникул гидом-переводчиком в бюро международного молодежного туризма «Спутник», созданном в конце 1950-х годов на волне оттепели (по сути – молодежный вариант «Интуриста»). Эта работа кроме языковой практики и общения с иностранцами имела одно особое обстоятельство – делала фактически обязательным общение с сотрудниками КГБ. Процитируем еще раз в этой связи строки из дневника Алена Жмаева, относящиеся к 1960-м годам:

Утро я встретил на подоконнике рабочей комнаты, под сенью герани, в обществе молодой женщины с кафедры немецкого языка. Мы дурачились от души, но близился скупой рассвет, а вместе с ним трезвели и мы. Моя дама несколько лет работала в «Интуристе», и, конечно, я стал расспрашивать ее, как мы относимся к иностранцам. Этот вопрос занимал меня давно, а так впервые представилась возможность получит ответ из первых рук.

– Ужасно! – сказала она. – Просто ужасно. Ведь «Интурист» – официальный филиал КГБ. Все наши гиды у них на учете, и все мы даем подписку, что будем сообщать им обо всем подозрительном. Маршруты для иностранцев расписаны строжайше. Если мы едем в соседний город жарким днем и проезжаем живописную деревушку, а нашим гостям почему-то захотелось остановиться, размять ноги, полежать на травке, может быть, даже молочка попить, мы, гиды, обязаны письменно сообщить, сколько минут стоял автобус, кто и на какое расстояние отходил, не задавалось ли на остановке дополнительных вопросов и т. п. Доверия ни к кому из приезжих: ни коммунистам, ни антифашистам. Это ты у себя на родине, может быть, антифашист, а у нас ты – потенциальный шпион. Мы обязаны фиксировать о них всё: вопросы, замечания, интересы, рассказы о родных местах, – всё, кроме их разговоров о погоде и восхищения русской водкой.

Восемнадцатилетний студент филологического факультета Константин Азадовский, устраиваясь летом 1960 года в «Спутник» гидом-переводчиком, имел обо всем этом отдаленное представление. Его привлекала возможность активизировать свой немецкий язык – пообщаться с живыми носителями. Да и ничего устрашающе-идеологического он при поступлении на эту работу не видел. На дворе стояла хрущевская эпоха, и Константин, как и многие в ту пору, верил, что все кровавые ужасы, о которых он слышал от взрослых, в прошлом.