Итак, рассматривая некоего субъекта (каковым является индивидуум), мы будем утверждать, что существование идей о его веровании материально, потому что его идеи – это его материальные поступки, входящие в материальную практическую деятельность, регулируемую материальными ритуалами материального идеологического аппарата, от которого происходят идеи данного субъекта. Конечно, четыре прилагательных “материальный”, фигурирующие в нашем утверждении, соотносятся с разными модальностями, поскольку материальность передвижения, необходимого, чтобы пойти на мессу, коленопреклонения, наложения на себя крестного знамения или покаяния, произносимых слов, молитвы, раскаяния, искупления грехов, взглядов, молитвенно сложенных ладоней, внешней или “внутренней” (сознание) речи не является одной и той же материальностью. Но мы пока оставим в стороне теорию о различии модальностей материальности.
Как бы то ни было, в этом опрокинутом представлении о вещах перед нами вовсе не “опрокидывание”, поскольку можно констатировать, что некоторые понятия просто-напросто исчезли из нашего нового представления, а другие, наоборот, остались, при этом также возникли новые термины.
Исчезли: термин “идея”.
Остались: “субъект”, “сознание”, “вера”, “поступки”.
Появились: “практическая деятельность”, “ритуалы”, “идеологический аппарат”.
Таким образом, речь идет не об “опрокидывании” (в том смысле, в котором говорят, что опрокинуто правительство или бокал), а о перестановке (не министерского типа), довольно странной, потому что в результате мы приходим к следующему выводу.
Идеи исчезли как таковые (то есть как обладающие идеальным, духовным существованием), поскольку оказалось, что их существование является частью практических поступков, регулируемых, в конечном счете, ритуалами идеологического аппарата. Таким образом, оказывается, что субъект действует, потому что на него оказывает свое действие следующая система (выраженная в ее реальной обусловленности). В материальном идеологическом аппарате существует идеология, она предписывает некую материальную практическую деятельность, регулируемую материальными ритуалами, и эта практическая деятельность существует в материальных поступках субъекта, действующего в полном сознании и в согласии со своими верованиями.
В этом представлении у нас остались только следующие термины: “субъект”, “сознание”, “верование”, “поступки”. Обратимся к центральному и самому важному термину из этой четверки, от которого все как раз и зависит: “субъекту”.
И выдвинем два связанных друг с другом тезиса:
1. Практическая деятельность существует только в форме идеологии и зависит от нее.
2. Идеология существует только в субъекте и для субъекта.
Теперь мы можем вернуться к нашему центральному тезису.
Идеология обращается к индивидуумам как к субъектам
Этот тезис призван объяснить наше последнее предположение: идеология существует только в субъекте и для субъекта. Мы понимаем под этим то, что идеология существует только для конкретных субъектов и это назначение идеологии возможно только в субъекте: под категорией субъекта мы понимаем и его функционирование.
Тем самым мы хотим сказать, что, хотя она и возникает под этим именем (субъект) только вместе с появлением буржуазной идеологии, прежде всего с появлением идеологии юридической[24]
, категория субъекта (который может функционировать и под другими именами: например, у Платона это душа, Бог и так далее) является конститутивной категорией всякой идеологии, какова бы ни была ее принадлежность (локальная или классовая) и каковы бы ни были ее исторические рамки, поскольку у идеологии нет истории.Мы сказали, что категория субъекта является конститутивной для всякой идеологии, но в то же время надо отметить, что категория субъекта является конститутивной для всякой идеологии только потому, что (определяющая) функция всякой идеологии – “конституировать” конкретных индивидуумов в субъектов. Именно в этом двойном процессе конституирования и осуществляется функционирование всякой идеологии, поскольку идеология есть не что иное, как функционирование в материальных формах существования этого функционирования.
Чтобы лучше понять дальнейшие выводы, следует напомнить, что тот, кто пишет эти строки, и его читатель тоже являются субъектами, то есть идеологическими субъектами (тавтологическое утверждение); это значит, что автор, как и читатель этих строк, “спонтанно” или “естественно” живут в идеологии, в том смысле, в котором мы говорим, что “человек по своей природе является идеологическим животным”.
То, что автор, раз он пишет эти претендующие на научность строки, как “субъект” совершенно отсутствует в “своем” научном дискурсе (так как всякий научный дискурс – это, по определению, дискурс без субъекта, ведь “субъект науки” существует только в идеологии этой науки) – это уже другой вопрос, который мы пока оставим в стороне.