Идеология русской государственности. Континент Россия

Начиная с правления Екатерины II Россия использует своё могущество не только в собственных интересах, но и часто в ущерб себе, в интересах человечества. Так было и по итогам войны 1812 года, и по итогам Второй мировой в 1945-м. И сейчас мы действуем так же, защищая почти полностью уничтоженное американцами международное право, которое мировому гегемону, каковым они себя считают, совсем не нужно. Это мы делаем не потому, что не понимаем, что происходит. Наоборот, очень хорошо понимаем. Можно ли было в XIX веке урегулировать все колониальные вопросы и споры путём развития венской системы «Европейского концерта»? Не исключено. Но мировая война (в двух актах) показалась более простым и быстрым способом решения этих проблем. Сегодня распределение ядерного оружия сдерживает такой подход, и это даёт маленький шанс на политическое развитие Ялтинско-Потсдамской системы, которого не было у системы Венской.

II.2.4. Формула «Православие. Самодержавие. Народность». Эксцесс русского славянофильства

Мы не можем пройти мимо формулы официальной имперской государственной идеологии «Православие. Самодержавие. Народность», введённой в правление государя Николая I. К середине XIX века эта идеология получила почти официальное название «официального народничества». Уваров, скорее всего, не был её автором (по крайней мере его очевидным предшественником был адмирал Шишков[28]). Но он был тем государственным деятелем, который придал ей завершенность и ввёл её в оборот, сначала в сфере образования и воспитания (возглавив Министерство просвещения), сделав её впоследствии обязательной для всего госаппарата и патриотических «партий», то есть чем-то почти само собой разумеющимся.

Формула сама по себе стала темой десятилетиями продолжавшегося верноподданнического словотворчества, «мыслей», которые издавались к государственным юбилеям и праздникам, включались в тексты разного рода заявлений, призывов, адресов.

Приведём примеры из типичного сочинения эпохи:

«Всмотритесь ближе в основной характер нашего народа при встрече Высочайших Особ: с каким восторгом обнаруживается эта радость, эта сыновняя, не имеющая границ почтительность»[29].

Далее автор, разумеется, излагает подвиг Ивана Сусанина, отвратившего польских убийц от местонахождения юного Михаила Романова. Опера Глинки «Жизнь за царя» действительно станет основой «правительственных концертов» на длительное время.

Автор прославляет благотворительность дворянства в отношении нищих, убогих, больных. Это проявление любви к народу автор почитает достаточным[30].

Умиляется любви народа к церкви, формулировка при этом специфическая: «Повсеместная любовь нашего народа к благолепию храмов Божиих известна… На дороге, среди городов, сёл – увидев храм, часовню или крест, – всякий обнажает голову и знаменуется крестом».

Вопрос об отношении к церкви в тексте обходится дальним кругом. Слово «церковь» просто не употребляется. Разумеется, ничего не говорится о расколе, как и о каких-либо проблемах веры вообще.

То есть «мысли, обращённые к юношеству» (как характеризует жанр своего сочинения сам автор), заключаются в умилении и благоговении перед незыблемыми основами государства. То есть в манифестации веры в веру народа в царя, в православную веру и сложившийся порядок общественных отношений. Что-то вроде веры «в кубе». Восприятие формулы «ПСН» на низовом уровне не содержит никакого понимания того, как укреплять «П», «С» и в особенности «Н».

Рецепция формулы ПСН в кругах интеллигенции продолжалась до самого конца долгого петровского государства. Сын одного из основоположников славянофильства Алексея Степановича Хомякова – Дмитрий Алексеевич Хомяков посвятил проблеме формулы ПСН и связанной с ней идеологии серьёзное исследование, показав, как минимум, что саму формулу можно и понимать, и использовать очень по-разному. Его обстоятельный труд с соответствующим, повторяющим саму формулу названием полностью увидел свет только в 1906–1908 годы в периодическом издании, то есть уже в ходе волнений 1905–1907 годов, явно подвергающих формулу ПСН как минимум эмпирическому сомнению.

Поразмыслить, как оказалось, очень даже есть о чём: