Идет охота на волков…

Я скольжу по коричневой пленке,
Или это красивые сны…
Простыня на постели — в сторонке
Смята комом, огни зажжены.

Или просто погашены свечи…

Я проснусь — липкий пот и знобит, —
Лишь во сне — долгожданные речи,
Лишь во сне яркий факел горит!

И усталым, больным каннибалом,

Что способен лишь сам себя есть,
Я грызу свои руки шакалом:
Это так, это всё, это есть!

Оторвите от сердца аорту, —

Сердце можно давно заменять.
Не послать ли тоску мою к черту…
Оторвите меня от меня!

Путь блестящий наш — смех и загадка, —

Вот и время всех бледных времен.
Расплескалась судьба без остатка.
Кто прощает, тот не обречен!

<Между 1967 и 1970>

«Я все чаще думаю о судьях…»

Я все чаще думаю о судьях, —
Я такого не предполагал:
Если обниму ее при людях —
Будет политический скандал!

Будет тон в печати комедийный,

Я представлен буду чудаком, —
Начал целоваться с беспартийной,
А теперь целуюсь — с вожаком!

Трубачи, валяйте — дуйте в трубы!

Я еще не сломлен и не сник:
Я в ее лице целую в губы —
Общество «Франс — Юньон Совьетик»!

<Между 1968 и 1970>

«Я думал — это все, без сожаленья…»

Я думал — это все, без сожаленья,
Уйду — невеждой!
Мою богиню — сон мой и спасенье
Я жду с надеждой!

Я думал — эти траурные руки

Уйдут в забвенье, —
Предполагал, что эти все докуки —
Без вдохновенья.

Я думал — эти слезы мало стоят

Сейчас, в запарке…
Но понял я — тигрица это стонет, —
Как в зоопарке!

<1960-е>

«Я тут подвиг совершил…»