Иди через темный лес. Вслед за змеями

Марья неохотно спустила ноги с кровати и тут же поджала пальцы – хоть доски были теплые, как солнцем нагретые, ступни тут же замерзли, словно мороз на пятки дохнул. Марья подошла к служанке, постоянно потирая ноги друг о друга, чтобы хоть немного согреть их, встала за ее плечом. Аксинья, склонившись над сундуком, раскладывала тяжелое платье из зеленой и синей парчи. Марья скривилась: ей не нравилось чувствовать себя куклой, которую тщательно обряжают в неудобные тряпки, и еще больше не нравилось потом в них ходить. Подол путался в ногах, манжеты слишком туго сжимали запястья, лиф, хоть и без корсета, облегал так, что дышать было тяжело. Даже в цепях она не чувствовала бы себя настолько скованной.

– Это обязательно? Мне не нравится платье. Хочу в мужском костюме ходить.

– Госпожа, так не положено. Где ж это видано, чтоб благородные девушки так обряжались?

Марья фыркнула, припомнив и травести, и маскарады, но не рассказывать же об этом необразованной крестьянке – все равно не поверит.

– Тогда я в нижней рубахе останусь. Что? Могу я сама решить, в чем мне ходить?

– Но, госпожа, не положено…

Аксинья коротко оглянулась на Марью, и ей показалось, что в тусклых глазах служанки мелькнул страх.

– Госпожа, прошу вас, позвольте, я помогу вам одеться. Хозяинова сестра разгневается, если решит, что я плохо вам прислуживаю.

Марья облизнула губы и шагнула ближе, коснулась плеча Аксиньи, спросила вполголоса:

– Аксинья, почему только сейчас стемнело?

Служанка замерла на мгновение, пальцы застыли над расшитым лифом, но она быстро справилась с удивлением, как ни в чем не бывало продолжила расправлять складки.

– Так вечер настал, госпожа.

– Только сейчас настал? А до этого? Когда ты шторы задергивала, тогда ведь солнце не садилось. И слуги, откуда столько слуг?

– Так ведь большой ужин вечером, мне с кухаркой вдвоем не справиться. Вот еще крепостных и согнали.

Марья сдавленно вздохнула.

– Большой ужин? А кто будет?

– Кто? – Аксинья выпрямилась, но не спешила поворачиваться к Марье, так и продолжила говорить, глядя на платье: – Вы с братом будете, приказчик, куда ж без него. И старшая госпожа, хозяинова сестра. Она днем приехала, ради нее все и затевается. Давайте я помогу вам одеться.

Марья прикусила губу и попыталась развернуть крепостную к себе лицом, но та даже не качнулась.

– Аксинья. – Марья добавила дрожи в голосе. – Пожалуйста, посмотри на меня. Здесь все не так. Я не понимаю, что происходит. Почему темнеет только сейчас. Почему слуги появились только сейчас, ведь тебе и до этого вряд ли легко было. Почему все случилось, когда моя сестра приехала. Это с ней связано? Пожалуйста, объясни. Я надену это чертово платье, только объясни мне, что здесь творится.

Аксинья наконец посмотрела на Марью, в полумраке ее глаза были тусклыми, как серая галька.

– Не стоит вам знать, госпожа, – нахмурилась она. – Но если так просите… Хозяин не запрещал отвечать на вопросы, так что скажу. Пока хозяина нет, весь дом спит, слуги спят, время спит – потому что без хозяина все смысла лишено. Кроме приказчика – чтоб, значит, был всегда тот, кто нас разбудит. А как вас и брата вашего привезли, так только меня разбудили. И доктора еще, и кухарку. А теперь ваша сестра приехала, а хозяин велел пуще себя ее слушаться. Кажется мне, он и сам ее побаивается… Но этого вам я не говорила.

– Как же она приехала, если входных дверей нет?

– Нет их, пока дом спит, – а зачем? А как просыпаемся, так и нараспашку все – никто не осмелится с хозяином поссориться, без разрешения прийти… А уж сбежать – о том речи нет. Так что открыты сейчас двери, одна – к горе и шахте, откуда крепостных согнали, другая – в мир, для гостей и хозяина.

Аксинья еще раз расправила подол платья и шагнула к шкафу за нижним платьем, но Марья снова схватила ее за руку. Та обернулась, все такая же спокойная и равнодушная.

– Спасибо, Аксинья. – Марья облизала губы, нервно переступила с ноги на ногу, почти не чувствуя, как заледенели ступни. – И последний вопрос. Кто ваш хозяин?

Аксинья аккуратно высвободила руку из хватки Марьи и только потом ответила:

– Хозяин всех недр, золота и самоцветов. Отец змей и ящериц. Господин великий Полоз.

* * *

Платье и в самом деле давило так, словно было из камня. Тяжелое и холодное, оно облепило тело, но не успокаивало разгоряченную кожу, и Марья чувствовала, как между лопаток щекотно скатывается капелька пота. Слишком жарко и душно было в обеденной зале, хоть все окна и распахнули в синеватые летние сумерки, но вместо ветерка и прохладцы в них струились густая духота и тяжелое дыхание раскаленной за бесконечно долгий день земли.

Марья прикрыла глаза и сцепила ладони на коленях. Кожа ощущала и гладкость шелковой основы, и шершавые нити плотной и жесткой вышивки.

Слуги бесшумно скользили по залу, зажигали многочисленные свечи и фонари с разноцветными стеклами. От ужина веяло нехорошей, мрачной торжественностью, и Марье кусок не лез в горло.