Иди через темный лес. Вслед за змеями

От ровных, все время одинаковых интонаций Ани хотелось плакать. Чем больше она говорила, тем меньше Марья верила, что перед ней сестра, пусть и заколдованная. Она видела только мертвеца или навью тварь, неумело заигравшуюся в человека. Судорожно вздохнув, Марья выпалила:

– Почему ты не открываешь глаза?

– Тебя однажды напугал мой взгляд. Я не хочу, чтобы ты снова боялась.

Марья закатила глаза:

– А того, что ты засунула меня сюда, где время идет, только когда ты появляешься, видимо, недостаточно, чтоб я тебя боялась? Можешь открыть глаза – мне так будет даже проще. Не хочу даже в мыслях тебя путать с сестрой. И что ты вообще такое?!

Губы Ани дрогнули, и улыбка на этот раз вышла почти живой. Финист оживился, скрипнули по паркету ножки его стула, когда он придвинулся ближе к Ане.

– Раз ты так желаешь. – Она медленно подняла веки, и из-под них снова плеснула абсолютная и холодная тьма, в которой ярко горели кровавым тонкие вертикальные зрачки. – Можешь называть меня Змея.

Марья медленно кивнула, жадно разглядывая чужие глаза на родном лице. Теперь, когда она точно знала, что это не Аня, ей стало легче.

– Хорошо, Змея. Ты можешь вернуть Аню? Хотя бы ненадолго. Я хотела бы поговорить с ней. Я… скучаю.

Змея грустно качнула головой:

– Она спит. Во имя ее же блага – не буди ее. Можешь поверить мне, я понимаю твою тоску, потому что как свою знаю тоску твоей сестры. У ее чувств горький вкус, но все, что я могу по договору сделать для нее – и для тебя, – приходить сюда чаще.

– Слабая замена, должна сказать. Постоянно видеть не сестру, а фальшивку.

– Подожди-подожди. – Финист так резко подался вперед, облокотившись об стол, что приборы громко звякнули. – О каком договоре речь? Соколица отдала тебе тело взамен на безопасность сестры, так?

Змея медленно перевела взгляд на него, и Финист дрогнул, но не отстранился. Сжатые губы побелели, и ярким пятном на его лице остались только воспаленные гноящиеся веки.

– Не совсем, – наконец медленно ответила Змея. – Она не отдавала тело. Она просто просила обезопасить сестру. И я исполняю договор.

Финист откинулся на спинку стула со злой и мрачной усмешкой, схватился за бокал с вином, и Марья заметила, как сильно его пальцы сдавили стекло – того и гляди раздавят.

– Но разве договор не может истечь? Закончиться? Стать выполненным? – резко спросила Марья, вертя в руках серебряную ложечку, очень маленькую и изящную. – Я уже в безопасности. Разве это не значит, что теперь ты должна отпустить Аню?

– Нет.

Повисшее молчание было отвратительным на вкус. Его нарушал едва слышимый мелодичный звук – Марья сначала вздрогнула, вспомнив серебряный перезвон колокольцев из своего сна о ледяном тереме, но это всего лишь приказчик с невозмутимым лицом размешивал чай в чашке из тончайшего фарфора.

Заметив, что все смотрят на него, Альберт лучезарно улыбнулся:

– Ох, господа мои, прошу простить мои манеры, они так далеки от ваших!

Словно в насмешку, Финист демонстративно схватился за бутылку, запрокинув голову, сделал несколько жадных глотков и швырнул ее об пол. Дребезг слился с пронзительным, захлебывающимся визгом из флигеля, и приказчик вскочил на ноги, изменившись в лице.

Такого в программе вечера явно никто не планировал.

Марья сильно отстала от Финиста и Альберта – тяжелое платье стесняло движения, и ей не хватало сил бежать, слишком быстро заканчивалось дыхание. Змея вообще исчезла, стоило всем от нее отвернуться.

Визг оборвался, как раз когда Марья нашла его источник. У дверей на кухню застыла одна из служанок, которую Марья раньше не видела, – молодая, тонкая, с косой, уложенной вокруг головы. Она закрывала рот руками, а глаза блестели от ужаса и слез. В дверях уже стояли Финист и Альберт, и Марья вцепилась в плечи сокола и привстала на цыпочки, пытаясь разглядеть то, что так напугало служанку. Вряд ли это была мышь.

Финист оглянулся на Марью, посторонился неохотно, словно сомневался, стоит ли ей вообще смотреть. Но Марья воспользовалась его нерешительностью и проскользнула под локтем. На кухне было сумрачно и жарко, еще жарче, чем во всем поместье, и воздух шел волнами, как над огнем. Пахло неприятно и резко, то ли раскаленным железом, то ли чем-то горелым. Марья наступила во что-то мокрое и тут же отдернула ногу, не сразу заметив, как черным по темным плитам растекается кровь.

У распластанной служанки не было лица – только залитый кровью череп скалился безглазо. Растрепанные косы змеями лежали вокруг тела, сгустки крови застыли в волосах безобразными бусинами.

Марья медленно попятилась, оставляя красные отпечатки на полу, малодушно порадовалась, что слишком мало ела за ужином. Горло сжалось в спазме пару раз, но ей удалось побороть тошноту. Оглянувшись, она увидела Змею, стоявшую у противоположной стены коридора. Улыбнулась ей дрожащими губами:

– Все еще считаешь, что мне здесь безопасно?

Змея не ответила, перевела тяжелый, пристальный взгляд на притихшего Альберта, и тот поблек и ссутулился.