Иди до конца

Она подняла на него усталые глаза. У нее был больной вид. Она покачала головой:

— Я мечтаю лишь о там, чтоб скорей добраться до своей комнаты.

— Дело в том, что я уезжаю и, возможно, надолго, — сказал Терентьев.

— Пойдемте ко мне домой, — предложила Лариса, — Вы еще ни разу не бывали у меня, надо же вам познакомиться с мамой. Я столько говорила о вас, что вы заочно стали ей очень знакомым.

Терентьев согласился с неохотой. Лариса уже не раз приглашала его к себе, когда он провожал ее до дому, он всегда отказывался. Он не любил ходить в гости. Его угнетала даже мысль о торжественном чаепитии под настороженным взором добрых, но бдительных старушек. В ресторане и столовой он чувствовал себя свободней, чем на семейных ужинах. В доме Ларисы, видимо, не раз бывал и Черданцев: завтрашних мужей перед свадьбой принято знакомить с родными. Мать Ларисы, конечно, знает о ссоре дочери с женихом, знает и о том, что косвенно в ссоре виновен Терентьев, вряд ли она обрадуется ему…

Погруженная в свои мысли и ощущения, Лариса не заметила ни его колебаний, ни сомнений.

Дверь им открыла невысокая, красивая, изящно одетая женщина лет сорока. Она поцеловала Ларису в щеку, сердечно встряхнула руку Терентьеву. Он посмотрел на внутреннюю дверь, ожидая, что сейчас появится мать Ларисы.

Лариса громко рассмеялась:

— Борис Семеныч, это же моя мама! Неужели вы не узнали ее по моим описаниям? Мамочка, вот так всегда при встрече с тобой — люди теряются и не верят своим глазам. Ты поражаешь с первого взгляда!

Терентьев смущенно пробормотал извинения. Ольга Михайловна, мать Ларисы, ничем не напоминала доброй, хлопотливой, отзывчивой старушки, во все вмешивающейся и все путающей, как он привык воображать ее по рассказам Ларисы. Лариса наслаждалась эффектом. Ольга Михайловна насмешливо и ласково улыбнулась.

— А вот вас, Борис Семеныч, я узнала бы на улице, даже без знакомства: Лариса описывала вас очень точно. Проходите в комнату, что же мы стоим в прихожей?

Терентьев боком прошел в узенькую дверь, открывавшуюся лишь наполовину, и с осторожностью уселся на старенький диван. Комната у матери с дочерью была большая, метров на двадцать пять, но заполненная вещами. Для людей оставались лишь узенькие проходы и закоулочки между шкафами, диваном, столом, кроватью, этажерками с книгами и креслами. Даже стен не было видно: их увешивали ковры и коврики, картины и фотографии. С потолка низко спускалась люстра с большим оранжевым абажуром; Терентьев обошел ее, чтоб не толкнуть головою. В одном из кресел дремал огромный взъерошенный кот с седыми бакенбардами. Он неприязненно приоткрыл на Терентьева один глаз и снова сомкнул его, величественно игнорируя гостя. Кот, похоже, был истинным хозяином в этой комнате.

— Ольга Михайловна, помочь? — предложил. Терентьев матери Ларисы, хлопотавшей у стола.

Она с улыбкой посмотрела на него и покачала головой. Терентьев все больше досадовал на себя, что согласился прийти. Его приходу неожиданно придали особое значение, которого не существовало в реальности. Особость подчеркивалась бутылкой дорогого вина, возвышавшейся посередине стола. Бутылка высокомерно сверкала медалями на этикетке, словно бы говоря: «Ну что же, за встречу, будем здоровы, не возражаю!» Больше же всего смущала Терентьева Ольга Михайловна. Было неожиданно и чем-то даже неприятно, что эта женщина, врач по специальности, красива, быстра и остроумна, как вскоре обнаружил Терентьев. Ему казалось, что весь ее вид, каждое движение и слово полны скрытого, насмешливого укора: «Вы, значит, дожив до седины, за дочкой моей надумали ухаживать? Сочувствую, сочувствую!»

— Итак, к столу! — предложила Ольга Михайловна, садясь первая. — Надеюсь, вы не трезвенник, Борис Семенович? Лариса не переносит трезвенников.

— А пьяниц пуще! — добавила Лариса.

Ольга Михайловна лукаво покосилась на дочь. Терентьев сидел так, что прямо в него упирался тяжелым умным взглядом бородатый мужчина с фотографии в рамке.

— Это мой муж, — сказала Ольга Михайловна. — Отец Ларисы. Погиб в Венгрии в апреле сорок пятого. С той поры мы с Ларочкой одни.

— А почему? — спросил вдруг Терентьев. Лариса удивленно взглянула на него. Терентьев пробормотал, оправдываясь: — Я хочу сказать, вы так хорошо выглядите… Вы, конечно, могли бы устроить жизнь по-иному.

— Об этом надо спрашивать не меня, а Ларису, — ответила Ольга Михайловна, засмеявшись. — Моя судьба всегда была полностью в ее руках. Надеюсь, вы уже знакомы с ее характером. Лариса — рабовладелец. Такого бессердечного человека, как она, трудно и вообразить. Она отвергала всех женихов, которые иногда мне попадались.

— Правильно, — подтвердила Лариса. — Ни один твой жених не стоил тебя.

— Она говорила по телефону: «Мамы нет», — даже если я бывала дома, когда слышала, что звонит мужчина, — продолжала Ольга Михайловна. — Заведующему нашей больницей, вызывавшему меня на срочную операцию, она отрезала: «Не звоните больше, маме надоели ваши ухаживания!»

— Но в прошлом году я разрешила тебе распоряжаться собой свободно, — сказала Лариса.