Иди и не греши

— Какая прелесть!..

— Имейте в виду, Женя, — сказал Дима наставительно. — Натали была подвергнута психологическому давлению со стороны преступников и потому находится в стрессовом состоянии. Она надеется, что вы сможете организовать для нее охрану.

— Разумеется, — кивнул Дружинин. — Можете не сомневаться. Я сам займусь этим.

— Вот видите, — сказал Дима. — Я же говорил, что наши органы охраны правопорядка — все еще действующая сила. Я оставляю вас на попечение этого молодого человека, уверенный в том, что до своего возвращения вы найдете время зайти ко мне.

— Конечно, я зайду к вам, — кивнула Натали.

— Показания, Никитский, — несмело напомнил Дружинин, видя, что Дима намерен уйти.

Дима вместе с ними вошел в гостиницу, в номер, предоставленный для Натали, расписался в протоколе и, распрощавшись, поспешил вернуться в монастырь.

Дело шло к обеду, и он, несмотря на различные переживания, начинал ощущать чувство голода. К тому же перспектива встречи с представителями преступного мира виделась ему теперь в самых мрачных тонах. И для того, чтобы провести ее на нужном уровне, следовало внутренне сосредоточиться. Он понимал, что следует сообщить об этом контакте хотя бы Володе Левшину, но предполагал сделать это уже после встречи.

На трапезе он встретил отца Феодосия и потом подошел к нему.

— Отче, благословите.

Отец Феодосий тепло благословил его, потом заметил:

— Ты что-то нервничаешь, Димитрий. Опять расследованием увлекся, да?

— Еще одного человека убили, отче, — со вздохом поведал Дима. — По тому же делу. Вот какие страсти из-за наших монет разворачиваются.

Отец Феодосий скорбно покачал головой.

— А ты что же?

— Я пытаюсь разобраться, — сказал Дима. — Тут столько уже всего наворочено…

— Ну, а когда разберешься? — спросил отец Феодосий. — Успокоишься?

— Не знаю, отче, — вздохнул Дима. — Советуете бросить, да?

— Бросить, не бросить, — сказал отец Феодосий, — а все же не слишком увлекайся. Знаешь, коли затянуло тебя в водоворот, так не барахтайся, а набери воздуху побольше и ныряй. Само наверх вытянет.

Дима улыбнулся.

— Образно, — сказал он. — Помолитесь обо мне, отче!

— И без того молюсь, — сказал старец, — а нынче сугубо помолюсь. Да хранит тебя Господь.

— Аминь, — сказал Дима.

Он уже пережил то время, когда каждое слово старца воспринималось им, как пророчество и откровение, но сознавал, что тому открыто больше, чем им всем, и потому неожиданное замечание отца Феодосия о водовороте заставило его задуматься о происходящем по-новому. Действительно, события увлекали его, подобно водовороту, и хоть он мнил себя активным участником происходящего, от его воли пока что ничего не зависело.

Засев после обеда в библиотеке, он попытался прикинуть план происходящего, делая записи на бумаге. Итак, кто-то, или Никон, или Зосима, или еще кто, овладел коллекцией Консовского. Выждал некоторое время, потом дал знать в Москву, обратился прямо к Вольпину. Тот, видимо, приезжал, общался с Зосимой, взял у него визитную карточку. Привлек к делу француженку, чтобы получить все сразу, поехал в монастырь для совершения сделки. Неужто в том чемоданчике был миллион долларов? Оказалось, что о сделке пронюхали конкуренты или просто бандиты, — тот самый Смидович, давний приятель отца Флавиана. По неизвестной причине они убили Леру Метлицкую в поезде, а потом, когда запаниковавший Вольпин попытался с ними договориться, убили и его. Похоже, у этого Смидовича какой-то мясник в помощниках. Но каналы связи были в руках у Вольпина, и убивать его было глупо! Неужели же разговор Смидовича с отцом Флавианом оказался причиной? Они решили, что сами найдут выход на обладателя коллекции, и попросту устранили конкурента. А француженку напугали, чтобы она поскорее уматывала и не путалась под ногами. Но возникал вопрос, что будут делать бандиты, когда выяснят, что Дима Никитский является просто подставным лицом?

12

К трем часам Дима уже минут пятнадцать сидел и мерз на лавочке в скверике и рассматривал стоявший перед ним памятник. Монумент этот был сам по себе достаточно примечателен, потому что изображал борьбу за мир в том виде, как ее представляли в пятидесятые годы. Некая абстрактная мать испуганно закрывала своего ребенка от некоей абстрактной беды, а трое могучих парней в комбинезонах, изображавшие представителей пролетариата Европы, Азии и Африки, мужественно защищали ее, взявшись за руки. Некий столичный скульптор делал этот памятник для какого-то конкурса, но там он не прошел, и потому отливку сплавили в провинцию. Теперь он нашел свое место в самом центре села Ксенофонтово, и уж во всяком случае не слишком давил людей идеологической нагрузкой, тем более, что в народе давно уже переосмыслили идейную основу скульптурной группы и называли ее просто — «На троих». Дима вспомнил об этом, когда пытался отвлечься от своего напряженного ожидания.