Иди и не греши

— Иначе я вам не отдам пакет, — сказала Настя.

Федя рассмеялся.

— Ты слыхал, Толик, — сказал он. — Она нас шантажирует! Чему их учат в этих монастырях, а?

Пак что-то промычал в ответ, и Федя заинтересованно оглянулся на него. В глазах у корейца бушевал огонь.

— О, — отметил Федя. — Деточка, смотри, как ты его возбуждаешь?

— Отпустите Галю, — отвечала Настя нервно. — Я отдам вам пакет, и вы сможете меня убить…

Федя снова повернулся к ней.

— Убить? А если мы сначала начнем делать ей кесарево сечение, это поможет тебе стать более покладистой, а?

Настя окаменела.

— Брэк, — почти простонал Пак. — Дай мне ее… На пять… Нет, на десять минут.

— Слушай, ты, дзен долбанный, — сказал ему Федя. — Ты себя совсем не контролируешь!..

— Я, что, часто тебя прошу? — спросил кротко Пак.

— А пакет? — спросил Федя.

— Она отдаст, — улыбнулся Пак.

Федя улыбнулся в ответ.

— Ладно, — сказал он. — Действуй. Мне тоже интересно, что ты еще такого новенького можешь придумать.

Он отошел, сел в кресло и сказал сидевшей на полу скованной Гале:

— Учись, Изольда. Этот тип представляет собою просто стихию огня.

Пак подошел к Насте, и та почувствовала себя деревянной от ужаса. Он повернул ее спиной, щелкнул новой парой наручников, и она тоже оказалась скованной.

— Не надо, — пискнула жалобно Настя сквозь страх.

Он прижал ее всем телом к стене и стал жарко дышать в ухо. Настя дернулась, чтоб оттолкнуть его, и он радостно засмеялся.

— Ну, давай, давай…

Схватив за волосы, он развернул ее к себе и, восторженно глядя в ее испуганные глаза, рукой хватил ее между ног. Настя отчаянно закричала, а Пак захохотал ей в лицо.

Федя посмотрел на Галю и спросил:

— Тут у вас пиво есть? От этого натурализма у меня во рту сохнет.

Настя чувствовала боль, отчаяние и ужас, но ничего не могла сделать, чтобы освободиться от железной хватки этого страшного человека. А он наклонился и стал взасос целовать ее в шею, коленом раздвигая ее ослабевшие ноги. Она уже ничего не могла поделать, ее несло в страшный водоворот, и хотелось только поскорее бы закончить все это и предать душу Господу. Малое мгновение воспоминания о Боге вдруг породило в ней надежду, и сквозь боль и безысходность пробился к сознанию страстный призыв: да будет воля Твоя!..

Пак бросил ее на пол, наклонился и стал задирать на ней юбку. Настя уже не сопротивлялась, потому что и сил уже не оставалось, и упование ее определилось. Она уже знала, что, как все ни повернется, но Господь не оставит ее. Она еще дернулась, когда почувствовала, как он полез рукой ей под трусики, но не ласка, а боль последовала за тем, и она едва не потеряла сознание.

За поясом у нее была книга, по монастырской привычке она сунула туда Псалтырь, и Пак, обнаружив его, удивился. Достал, прочитал название и расхохотался.

— Смотри, она тут Библию держит!..

— Положи на место, — сказал Федя. — Религиозные убеждения надо уважать…

Пак весело хмыкнул, сунул Псалтырь ей за пояс и рванул кофту на груди.

— Я тебе сейчас устрою царство божие, — пробормотал он.

За этими событиями никто и не заметил, как в квартиру вошли еще двое, Додик и Женя Курбатова. Дверь Додик открыл отмычкой, но, когда они переступили порог, немедленно достали свои пистолеты с глушителями.

Они шли за Брэком буквально по пятам. Летели с ним на одном самолете, и Додику с большим трудом удалось не попасть в зону их внимания. Ехали за ними на такси, и даже ждали около часу, пока они обедали в ресторане. Здесь нельзя было отпускать их ни на секунду, и потому им пришлось только облизываться. Вошли следом за ними в подъезд, и только по сигналу лифта смогли понять, на каком этаже они остановились. На этаже у них некоторое время ушло на определение квартиры, но и тут они справились, случайно услыхав крик Насти. После этого надо было входить, и они вошли.

В это время Пак, перевернув Настю на живот, теперь с сатанинским сосредоточением медленно выворачивал ей руки, пристраиваясь сзади и все более возбуждаясь от ее стонов и движений. Федя увлекся разворотом событий и потому не сразу заметил новых гостей, а когда заметил, хрипло вскрикнул и потянулся за пистолетом под курткой.

— Пак!.. — закричал он. — Заканчивай, козел!..

Додик дважды выстрелил ему в голову, и Федя свалился, опрокинув стул. В последнее мгновение жизни он успел заметить бледное лицо Гали, которая улыбалась ему какой-то замогильной улыбкой, и он подумал, что так улыбается сама Смерть. Больше он ничего подумать не успел.

Пак, вскочивший с первым криком своего босса, оказался в расстегнутых штанах, и некоторое мгновение ушло у него на то, чтобы застегнуть брюки. Только после этого он пошел вперед, на Женю, которая целилась в него. Шел он плавной кошачьей походкой, мягко переваливаясь с ноги на ногу, и шипел при этом, как змея. На кого-то это вероятно и могло подействовать, но Женя была в тот момент преисполнена ненависти и со сладостной судорогой всадила в него подряд пять пуль. Пак отлетел к стене и упал уже мертвый.