Иди ты в отпуск!

Надо сказать, что все мои романы, как правило, начинались с желания женщины вволю меня накормить. Я же, знавший аж два блюда из яиц и два из картошки, мнил себя знатоком кулинарии, потому воротил нос от сытной, но обычной еды, и лишь «новинки» разжигали во мне любовное пламя. Помню одну девушку с чудесным бюстом и тягой к корейским деликатесам… Впрочем, речь не об этом.

У брата все проще, приземленнее. Жена готовит так себе, потому любая пища вне дома кажется ему экзотической.

Боже, какие запахи обрушились на нас из тысячи ресторанов, кафешек, забегаловок, киосков и просто лотков уличных торговцев, когда мы двумя «пищевыми девственниками» вышли под горячее солнце Нячанга!

Источали аромат йода живые креветки, лангусты, диковинные рыбины в тесных аквариумах. Благоухали медом и цветами фруктовые ряды. Плыл острый, возбуждающий запах мяса во всем своем жарено-пареном разнообразии.

Все пять чувств по-охотничьи поджали лапки.

Уши прислушивались, как хрустит, вращаясь на огне, печеная кукуруза, скворчат в масле блинчики и какие-то местные «чебуреки».

Пальцы поглаживали мимоходом плотные бочки манго и шершаво-клетчатые – «сахарного яблока».

Глаза выхватывали то странные голубые соки, то длинные, словно гигантские огурцы, арбузы, то…

– Дурианы! – заорал я.

Прямо на асфальте, на тряпочке, по-купечески развалились запретные упитанные шипастые дурианы.

– Потом купим, – брат хладнокровно оттащил меня от прилавка, – не торопись. Вот те яйца, мельче перепелиных, не внушают доверия. А креветка в кляре вместе с хитином? Кошмар. Поймем масштаб и приценимся.

Зазывала у морского кафе приветливо замахал руками.

Меню вьетнамцы пишут везде: на стенах, на деревянных «раскладушках». Специальные, с красочными фотографиями меню-книжки лежат на столиках перед входами, рядом с мангалами, где томятся на вертелах крокодилы, от которых официанты то и дело отрезают порции для туристов. Эта кафешка облюбовала для меню окна.

Мы вчитались.

Нет, нас не смутили «жареные улитки Хыонг с лимонным соргом и перцем¹», оставили равнодушными «морские черенки Зыонг» и «волосатые мидии». «Падагрический лямбис» – вот что заставило нас ретироваться и искать другое место для гурманства. Согласитесь, свойства вышеупомянутого лямбиса, чем бы он ни являлся, намекали на вечность.

Перекусив чем попало, накупавшись вдоволь в море, поплутав по узким улочкам и оголодавши до состояния нестояния, мы приземлились в симпатичном ресторане с совершенно вьетнамским названием «Армения».

В нем были залы и под крышей, и под небом. Разделял их красиво оформленный диванами то ли природный, то ли искусственный ручей.

Рассудив, что мы не римские патриции, чтобы вкушать пищу лежа на диване, мы заняли деревянный стол в открытом зале. Здесь была эстрадная площадка, на сцене голосил русский мужик, исполнял давно забытые в родной стране «хиты». На пятачке вяло танцевали плотно отужинавшие туристы. При этом зал казался почти пустым, настолько огромным он был.

Симпатичная вьетнамка включила нам вентилятор – они тут у каждого столика, принесла меню.

Чернильная ночь клубилась над нами легкими облачками, вентилятор обдувал ветерком, разгонял жару.

– Пора, – сказал я, строго глядя на брата. Он торжественно кивнул.

Мы заказали четыре бутылки «Сайгона» – неплохого вьетнамского пива – и углубились в меню.

Брат разрывался между страусиной отбивной и тушеным крокодилом, наконец заказал устрицы под сливочным соусом и лягушачьи бедрышки в кляре.

Я же с удивлением обнаружил в меню борщ со сметаной и пельмени. Ну а что? Сии блюда во Вьетнаме – чем не экзотика?

Принесли борщ и устрицы. Мы переглянулись.

Дело в том, что тарелки иначе как тазиками не назовешь.

В моем тазике с борщом одиноко белела капля сметаны. Вьетнамцы едят все: от жареных кузнечиков до зародышей утки, – но не употребляют сметану, не понимают, что это такое, а вот русские требуют, значит, надо.

На плохом англо-русско-вьетнамском языке я объяснил официантке вопиющее несоответствие рецепту и попросил добавить хотя бы еще ложку.

– И бутылку минералки! Холодной! – добавил брат. Он почти прикончил вкусных устриц, снисходительно поделившись со мной одной – самой маленькой.

Вьетнамочка счастливо кивала.

Позже я узнал, что тут не торопятся изучать языки и буквально читают по губам, угадывая желания заказчика.

Она притащила большой поднос с лягушкой, вернее, с бедрами, которые, прямо скажем, стройностью не отличались, горшок с пельменями, плошку со сметаной.

– Минералку забыла, – посетовал брат.

Я закинул сметану в борщ, надо сказать, приличный.

Брат осторожно откусил кусок лягушачьего бедра, прожевал:

– Как курица. Очень старая, но активная курица, без жиринки, – он почему-то посмотрел на мои пельмени и облизнулся.

– Не факт, что они из привычного мяса, – вяло попробовал возразить я. Вяло, потому что сквозь борщ в тазике просвечивало донышко, и пельменей я уже не хотел, разве что пяток.