Иди в ад!

Они бросились бежать через железнодорожные пути. Слева тянется ряд пыхтящих паровозов, справа парные струны рельс убегают в никуда. Антон на ходу пытался рассмотреть вокзал, прикидывая, как бы пробраться незамеченными. Даша вырвалась вперёд. Она первой увидела бредущего навстречу в клубах дыма раскормленного до безобразия надзирателя. Округлое пузо вываливается из штанов, как взошедшее тесто, комбинезон едва ли не лопается по швам, дряблые, землистого цвета щеки свисают на плечи, как бульдожьи брылы. Узкие, заплывшие жиром глазки почти не видны под набрякшими веками. Верхняя губа вогнута, будто прикушена, зато нижняя капризно выпячена и слегка колышется в такт шагам, как сосиска на ниточке. На правом плече висит помповое ружье, левое оттягивает подсумок с патронами. Револьвер с устрашающе громадной рукоятью висит на поясном ремне. Услышав топот, надзиратель останавливается, круглые ушки пельмешки встрепенулись, маленькие мышиные глазки удивлённо распахнулись. Внезапно в клубах дыма прямо перед ним возникает женщина. Рукава камуфляжной куртки закатаны до локтей, чёрные кожаные перчатки укрывают ладони, оставляя открытыми кончики пальцев. Пуговицы на груди расстёгнуты, ослепительно блестит нательный крест. Светлые волосы развеваются на ветру львиной гривой, глаза вспыхивают яростным огнём. Женщина необыкновенно красива, но эта красота пугающая, нездешняя, из другого мира ... перед внутренним взором надзирателя проносятся образы других женщин, которых он видел бредущими по эстакаде к погрузочным платформам – перепуганные, бледные, с выпученными от ужаса глазами, полностью лишёнными воли к сопротивлению. Значит, к жизни. Ведь они живы на самом деле! Но считают себя мёртвыми.

- Как ты сюда попала? – пролепетал мертвеющими губами надзиратель.

- Нет вопроса важнее, болван! – презрительно усмехнулась женщина.

Сокрушительная оплеуха лишает надзирателя способности мыслить и соображать. Неодолимая сила тянет вбок, боль туманит голову, левая половина лица немеет. Чтобы не упасть, надзиратель вынужден переступать все быстрее и быстрее, ноги заплетаются, тяжелеющая голова тянет вниз. Со стороны кажется, будто надзиратель решил пободаться с паровозом и мчится навстречу, все ниже и ниже наклоняясь набок. Через считанные мгновение вектор силы совпадает с вектором тяжести, масса тела полностью преобразуется в кинетическую энергию и голова надзирателя встречается с железным «фартуком» на передке локомотива. Треск крошащегося черепа сливается с чавканьем расплющенных мозгов, безжизненное тело куском сырого мяса валится на шпалы. Вспыхивает бледный огонь, плоть мёртвого надзирателя разлагается  на глазах, с шипением исходит пар, вонючий серный дым сворачивается клубнем. Появляется грязный, как только что выкопанная картофелина, комочек с багровыми прожилками. Он несколько секунд неподвижно висит в воздухе, затем стремительно исчезает в земле. На шпалах лежит грязной тряпкой комбинезон, валяются ботинки, свисают грязные носки, словно уши спаниеля.

- Круто! – уважительно произнёс подбежавший Антон. – А что за фигня из него вылезла?

- Душонка его, мелкая и грязная, - ответила Даша, брезгливо изогнув губы.

Антон подхватил ружье, повесил наискось через плечо патронташ. Даша забрала револьвер, извлекла горсть патронов из кармана. Антон ещё раз взглянул тряпки надзирателя, перевёл взгляд на массивный «фартук», лицо приобрело вопросительное выражение.

- А скажи Дашенька, отчего так резко ты надзирателя заколбасила?

- Как же ещё с такими гадами обращаться? – удивилась девушка. – Что с тобой, Антон?

- Нет, я не возражаю, но в пещере под психбольницей ты пожалела монстра, настоящее чудовище, которое мучило души монахов несколько веков. Надзиратель всего лишь бес низшего разряда, исполнитель приказов, а ты его мелкую сущность в пирамиду отправила. Отчего такая разница?

- Монахи мужчины. Знали, на что шли, - нахмурилась Даша. – И чудище то вместе с ними под землёй сидело, никого, кроме монахов, не трогало. Ну, вроде бы страданиями психов питалось. А этот ... да ты посмотри вокруг-то!

Со всех сторон несутся вопли и плач сбрасываемых в вагоны клетки людей. Крупные, разъевшиеся на людских страданиях бесы надзиратели безжалостно гнали людей по эстакаде, а затем пачками швыряли в железные прямоугольники вагонов. Хруст ломающихся костей идёт непрерывно, словно шум дождя. Дарья поморщилась, как от больного зуба и молча пошла к вокзалу. Тяжёлый шестизарядный револьвер, рассчитанный на крупную мужскую пятерню, казался невесомым в её руке. Мрачная серо-зелёная глыба вокзала уставилась на людей слепыми глазами зарешеченных окон. Несуразно высокие и массивные двери из грубо сваренных листов железа ощерились клыками рукоятей, отполированных лапами бесов надзирателей до серебристой белизны. Под навесом над перроном висят вниз ушастыми головами мыши, каждая размером с таксу. Мыши сонно поглядывают из-за сложенных крыльев, зажигаются красные огоньки глаз, слышен раздражённый писк и ворчание. Твари упитаны, шкура блестит от сытости, мерзкие рожи лоснятся жиром.