Идя сквозь огонь

Не обращая внимания на кинжал в руках девушки, московит приблизился к ней с намерением оказать помощь.

Выбора у Ванды не было. Присев на ствол поваленного дерева, она протянула ступню новому знакомому.

— Худо дело! — сокрушенно покачал он головой, осмотрев рану. — Уж больно глубоко сидит заноза. И поддеть ее нечем. У тебя, чай, нет ни иглы, ни шила…

— Откуда им взяться? — пожала плечами Ванда. — Все мое отняли лиходеи!

— Кинжал ты мне тоже не одолжишь, — продолжил прерванную мысль Орешников, — мне остается лишь одно…

Пообещай, панна, что не ударишь меня кинжалом, сколь бы дивным ни показалось то, что я нынче сделаю!

— А что ты намерен делать? — задала ему непраздный вопрос девушка.

— Увидишь! — хитро подмигнул ей боярин. — Ну так что, даешь слово?

— Даю… — с трудом выдавила из себя Ванда.

— Вот и ладно! — широко улыбнулся Орешников. — Будет немного больно, ты уж потерпи!

Взяв в ладони узкую девичью ступню, московит поднес ее к глазам, словно прикидывая, как лучше взяться за дело, и вдруг впился зубами в края раны, словно упырь.

Ванда вскрикнула от боли и, еще больше, от возмущения, однако ей хватило сил сдержать данное Орешникову слово. Спустя миг она убедилась, что боярином руководило отнюдь не желание ей навредить.

С торжествующим видом московит выплюнул на ладонь маленький черный предмет, походивший на сломанное острие ножа.

— Вот что мешало тебе ступать, — произнес он, разглядывая находку, — осколок ракушки! Ты, верно, занозила ногу, переходя вброд ручей…

— Нет, влезая на дерево! — фыркнула Ванда, тщетно пытаясь скрыть за раздраженностью свое смущение.

— Охотно верю! — ответил, не моргнув глазом, Орешников. — На Литве все не так, как в иных местах. Чему дивиться, что здесь и ракушки растут на деревьях?..

Ванде стало стыдно за то, что она непочтительно обошлась с человеком, оказавшим ей услугу, и девушка решила извиниться.

— Прости, я не должна была сего молвить, — сказала она, опустив глаза, — я благодарна тебе…

— Погоди благодарить, дело еще не сделано! — прервал ее новый знакомый. — Мало извлечь занозу, нужно саму рану залечить.

К великому удивлению девушки, он вырвал из земли какое-то растение и принялся его жевать. Затем, выплюнув на ладонь густую зеленую кашицу, смазал ею Ванде ранку на ноге.

— Что это? — прошептала она, изумленная таким способом целительства.

— Подорожник, — деловито пояснил ей боярин, — На Руси его еще кровавником кличут. При ранениях нет лучше средства. Он и жар из раны уберет, и саму ее за пару дней затянет…

Верно, дивные создания люди. Целебное снадобье под ногами растет, а они чужеземные мази за золото покупают!..

Оторвав от кафтана болтающийся обрывок рукава, он обвязал им раненую ступню девушки.

— А ты, я вижу, силен в целительстве, — впервые за время беседы улыбнулась она. — Где только научился так ловко вынимать занозы?

— На войне многому научишься. Не то что занозы — стрелы да обломки клинков порой приходится из себя вытаскивать…

Видишь? — боярин повернулся к ней боком, дабы Ванда могла увидеть двойной шрам на плече. — Стрела татарская прошила насквозь.

Наконечник оказался с зазубринами, так что не было иного способа от стрелы, как протащить ее целиком крозь рану…

— А сломать стрелу было нельзя? — промолвила Ванда.

— Отчего же, можно было! — утвердительно кивнул ей Орешников. — Только зачем ломать? Та стрела мне потом пригодилась!

— Ты выпустил ее во врага?

— Сперва ткнул ею в глаз одного супостата, а после уже послал в другого!

— Вот как… — грустно вздохнула Ванда. — Выходит, тебе и повоевать пришлось…

— А то как же! Я с четырнадцати лет в боях да походах! Всякого насмотрелся!

— И часто доводилось убивать врагов?

— Да я уж не припомню… — слегка смутился боярин.

— Как, ты не знаешь, скольких недругов сразил? — изумилась девушка.

— Сего тебе ни один ратник точно не скажет, — в глазах Орешникова промелькнула затаенная боль. — Оно ведь как в сече? Встал против тебя неприятель — ты его и ударил. А насмерть зарубил или только ранил — глядеть недосуг…

А ты что о таком вопрошаешь? Из любопытства или самой убивать приходилось?

— Не приходилось! — горько вздохнула Ванда. — На войне побывать пришлось, а в битву меня Государь не пустил…

— О том не кручинься! — утешил ее московит. — В битве можно славу стяжать, а можно и голову потерять. Да и радости от убийства немного, ты уж мне поверь!

— Я тебе верю… — Ванде не хотелось, чтобы боярин перешел к расспросам о том, что ее толкнуло на стезю войны, и она поспешила сменить русло беседы. — Скажи, что ты намерен делать дальше?

— Идти к Самбору! — убеждённо заявил Орешников. — Иного пути, панна, у нас с тобой нет. Вставай, поглядим, сможешь ли ты ходить без занозы в ноге!

Ванда попыталась встать на раненую ногу и вновь застонала от боли.

— Что ж, на большее я и не рассчитывал, — печально вздохнул боярин, — так скоро боль не стихнет. Да и босиком тебе не уйти далеко. Придется мне одолжить тебе сапоги.

Хотя с такой раной ты и в них хромать будешь. Найти бы нам лошадей…

— Где же ты их найдешь? — недоуменно вопросила его Ванда, обводя взглядом окрестные заросли.