— Случайные путники по лесам в эту пору не ходят, — Кшиштоф махнул рукой на садящийся солнечный диск, — разве что тати да всякие проходимцы…
Так что, если недруг высунется из кустов, бей его наповал, сынок! — обернулся шляхтич к юноше, держащему под уздцы его коня.
— А что делать, если я его только раню, пан Воевода? — робко вопросил своего господина жолнеж.
— Добей копьем, чтобы не мучился! — с улыбкой ответил ему Самборский Владыка.
Глава 43
Перед тем как войти в покои княжны Корибут, Зигфрид погляделся в серебряное зеркальце, пытаясь придать лицу выражение милосердия. Удовлетворившись увиденным, он потянул за кольцо дверь, отпертую перед ним людьми Рароха.
Юная княжна сидела у оконца, с грустью глядя на умирающий закат. При виде ее сердце рыцаря радостно затрепетало. Достаточно было одного взора на девушку, чтобы его сомнения рассеялись, как дым.
Полгода назад в Самборе он видел дочь Корибута, и ее образ надолго запомнился слуге Ордена. Едва ли он мог забыть, как горячо сопереживала княжна московскому варвару во время его поединка с Рупертом фон Веллем.
Еще тогда секретаря Магистра поразила симпатия княжны к еретику, еще больше укрепившая в Зигфриде неприязнь к славянам. Даже те из них, что были обращены в Истинную Веру, тяготели душой к схизме и не скрывали вражды к братьям-католикам.
Тогда, видя смерть Брата Руперта, павшего от руки недоверка, Зигфрид дал себе слово отомстить всем, присутствовавшим при схватке: Польскому Королю, Князю Московии и, конечно же, девке, рукоплескавшей убийце его друга…
Теперь княжна была у Тевтонца в руках. Он мог заставить ее страдать так, как страдали убитые им прежде женщины: задушенные, утопленные, сожженные на костре.
Но два обстоятельства мешали Зигфриду поступить с мерзавкой, как она того заслуживала. Во-первых, расправе бы воспрепятствовал Рарох, помешанный на кодексе рыцарской чести. Во-вторых, крестоносец уже вынашивал замысел, как обернуть себе на пользу пребывание в Самборе княжны.
Едва он переступил порог узилища, она встала, обернувшись лицом к нежданному гостю. Одновременно с этим навстречу тевтонцу из угла шагнул человек в одежде польского шляхтича. Он был безоружен, но рука его по привычке скользнула к бедру в поисках отнятого меча.
— Не бойтесь меня, княжна, — обратился немец к Эвелине, чей взор красноречиво свидетельствовал о ее чувствах, — и вы, господин рыцарь, не тревожьтесь понапрасну. Я вам не враг!
— Я вас узнала… — промолвила Эва, в памяти коей всплыли события полугодичной давности. — Минувшей зимой мы встречались с вами в Самборе. Вы — Зигфрид, секретарь Великого Магистра фон Тиффена…
— Рад, что вы не забыли меня, вельможная госпожа! — учтиво поклонился ей крестоносец. — Прошло столько времени, на мне нет орденского плаща, но вы меня по-прежнему помните!
Воистину, Господь наделил вас доброй памятью…
— Что вам нужно от княжны? — загораживая дорогу к Эве, вопросил крестоносца Ольгерд. — И по какому праву Слуги Ордена без приглашения являются в Самбор?
Нечеловеческим усилием Зигфрид подавил в себе порыв заколоть мечом дерзкого поляка. При иных обстоятельствах он бы уже сделал это, но ему не хотелось пугать раньше времени Эвелину. Тевтонец надеялся привлечь ее на свою сторону…
— Вы говорите, без приглашения? — переспросил он молодого шляхтича. — Ошибаетесь! В Самбор меня пригласил грядущий Владыка сего края, высокородный Князь Недригайла!
— Вы так именуете самозванца, обманом захватившего острог? — презрительно усмехнулся Ольгерд. — Сказать по правде, стоило ждать, что он призовет на помощь Тевтонское Братство…
— И не только его! — с улыбкой прервал Зигфрид поляка. — Очень скоро здесь будут ливонцы и шведы. В борьбе с ними Польская Корона потерпит поражение, и Уния распадется на множество свободных земель!
— Свободных от чего? — хмуро воззрился на тевтонца Ольгерд.
— От тирании Ягеллонов! — сияя лучезарной улыбкой, ответил Хоэнклингер. — Литва обретет независимость, о которой мечтала столько веков…
— С помощью Шведской Монархии? — закончил за него Ольгерд.
— Почему бы и нет! — развел руками немец. — Не все ли вам равно, кто очистит литовскую землю от поляков?
Если бы не меч у бедра крестоносца, поляк Ольгерд угостил бы его за такие слова кулаком в зубы.
— И что вы хотите от нас? — холодно вопросила Хоэнклингера Эвелина.
— Немногого, госпожа! В грядущей борьбе одни из властителей Литвы обретут могущество, другие — утратят то, чем обладают ныне. Я бы не хотел, чтобы наследница столь древнего рода, как ваш, лишилась владений предков…
— И что я должна сделать, дабы сохранить их? — Эва уже поняла, куда клонит крестоносец, но решила дослушать его до конца, чтобы знать, в чем заключается план Ордена.
— Вы могли бы стать нашим знаменем в борьбе Литвы против польского гнета. Всем известно, как почитают на Литве имя вашего покойного Батюшки. Ныне литовская знать стоит пред выбором: сражаться за Ягеллонов или отстаивать собственную свободу.