Идя сквозь огонь

Прорвавшись через их ряды, казачье войско устремилось к Волыни, где его ждали предусмотрительно оставленные Подковой лодки и плоты. К удивлению Бродериксена, переправа обошлась без больших потерь. Слаженности, с коей действовали степные варвары, могли позавидовать лучшие из армий Латинского Мира.

Но радоваться было рано. Польская рать шла по пятам отступающих казаков, коим не оставалось ничего иного, как отступать на север, где, по словам Бродериксена, их ждали союзные московские отряды.

Видя, что битвы не избежать, Подкова наказал Ральфу поторопить Владыку Московии с выступлением им навстречу.

Лазутчик не стал возражать. Напротив, он сразу же отправил якобы за помощью к Князю трех своих подручных. Это на время успокоило казацкого вожака и дало возможность шведу улизнуть ночью из его стана.

Дальше все шло, как того хотел Ральф. Не дождавшись помощи Москвы, рать Подковы была наголову разбита, сам «Воевода» пал в сражении, а немногие уцелевшие из его соратников прокляли в сердцах вероломство московитов.

Бродериксен мог гордиться своими трудами. В битвах с казачеством пало три отборных польских хоругви, кои могли бы пригодиться Унии в борьбе со шведами. Что до Вольных Людей, то они надолго потеряли доверие к недавнему союзнику.

О большем нельзя было даже мечтать, и Король Эрик достойно наградил верного слугу. Именно тогда на шею Ральфа легла рыцарская цепь, а на сапогах заблестели вожделенные золотые шпоры…

С той поры миновал год, и прошедшие события стали уже стираться в памяти Бродериксена, но встреча со степным варваром напомнила ему о былом.

Ральф не знал, кто сей роксоланин и что делает на Москве. Но его неприязненный взгляд вселил в сердце лазутчика тревогу. Швед не припоминал лица казака, зато варвар помнил его.

В ближайшее окружение Подковы житель степи не входил, иначе бы его черты врезались Бродериксену в память. Хотя, может быть, и не врезались бы. Все Вольные Люди, с их вислыми усами и прядями на бритых головах, казались ему тогда близнецами.

А вот варвар вполне мог узнать Ральфа, ведь тогда, в их лагере, он был единственным «московитом». Но почему тогда степняк не напал на него сразу?

Быть может, его смутила убогая одежонка шведа, несовместимая с былым боярским статусом? Или, не полагаясь на свои силы, дикарь решил сдать его страже?

Только что он ей предъявит? Свои воспоминания? Догадки? Едва ли кто-нибудь станет его слушать. Если Ральфа и схватят стражники, он сумеет быстро развеять их подозрения.

Рыцарь владел в совершенстве не одной лишь русской речью. Схватывая на лету чужой говор и манеры, он усвоил обычаи славян, мог по-православному перекреститься, произнести на их языке слова основных молитв. После того, как он исполнит сие, московиты поднимут степняка на смех.

Но на душе лазутчика было неспокойно. После встречи у княжьего двора с казаком его не покидало чувство опасности. На миг Бродериксену даже подумалось, что разумнее всего ему было бы покинуть город, пока роксоланин не переполошил стражу.

Однако в памяти шпиона тут же всплыли королевские слова о том, что промах низвергнет его в бездну небытия. И если от московитов он еще надеялся уйти, то от гнева Шведского монарха спасения не было. Ральф знал, как поступает Эрик с людьми, не оправдавшими его доверия. Одна мысль об этом вызывала у него дрожь…

Поборов страх, швед взял себя в руки. Воспоминание о разговоре с монархом придало ему сил и расставило в сознании все по местам. Он знал, что не отступит от задуманного.

Глава 24

— И где мы будем искать иноземного татя? — полюбопытствовал у Дмитрия Флориан. — Куда он мог направиться, выехав с княжеского двора?

— Дай подумать… — наморщил лоб Бутурлин. — Все зависит от того, с какой целью он прибыл на Москву. Если для того, чтобы шпионить, тать будет вынужден затаиться. А если кого-нибудь убить, тогда…

Дмитрий замер, не договорив. Пред ним встал вопрос о том, чья смерть на Москве могла понадобиться лазутчику. Наверняка он покушается на жизнь кого-нибудь из влиятельных лиц Московской державы.

А что, если чужеземец собирался лишить жизни самого Великого Князя? Обезглавить Московию в канун грядущей войны было бы весьма соблазнительно и для шведов, и для Османской Порты. И если шпион прибыл на Москву с целью убийства Ивана, он уже мог начать действовать.

Дмитрий не знал, сколько времени ему отпущено небом на поимку злокозненного татя. Посему он не мог терять ни минуты. Нужно было срочно поднять на ноги городскую стражу, запереть все выходы из Москвы.

— Беда пришла, боярин! — с ходу обратился он к Воротынскому, въезжая на двор Московского Владыки. — Великому Князю грозит смерть!

— О чем ты, Митя?! — глаза старшего боярина широко раскрылись от изумления. — Кто угрожает Государю?

— Иноземный тать, переодетый в возчика дров. Он только что был на сем подворье!

— В возчика, дров? — недоуменно переспросил его княжий домоуправитель. — Их тут много побывало… Каков он на вид?

— Молодой, жилистый, с козьей бородкой.