— А почему у тебя крыша набекрень? Ты же не девственником к алтарю пойдешь? Чего тебе бояться?
Сергей курил, молчал, смотрел, грустил, думал, мрачнел, и Ирочка вдруг почувствовала, какой он несчастный, запутанный. Какое унылое и грустное естество за всем его бетонным фасадом.
— Ну, разведешься, если что, — она присела рядом. — Или там родичи бешеные? Так мы их доведем, ты только скажи! Они сами развода попросят!
— Да тут все по-другому…
— А как?
Сергей посмотрел на Ирочку. А можно ли тебе доверять, Ирочка? А можно ли с тобой вообще разговаривать на одном из славянских языков?
— Я реально влюбился.
— Ну-у-у. — Ирочка кивнула, хотя ничего не поняла. — Да, бывает такое… И что? Все равно можно быстро развестись, если детей нет…
— Да я разводиться не хочу. Я и жениться не очень хочу…
— А чего тогда? Залетели, да?
— Я залетел…
— Это как? — Ирочка хихикнула и высыпала на ладонь несколько новых сигарет, протянула Сергею. — Ты что человек-амфибия?
— Дура.
— Ну, ладно, извини… Объясняй давай!
Пришла медсестра, несколько секунд пронзительно смотрела на сидящих — давала понять, что их курение на лестнице глубоко аморально и требует немедленного прекращения. Только Ирочка и Сергей ничего не сказали, не смутились, не бросились гасить свои сигаретки о стену. Они жались друг к другу плечами, сверкая в полумраке белками глаз, и молча ждали, пока медсестра уйдет. И она ушла, хотя взглядом пообещала вернуться.
— Ну?
— Я подхватил… Короче «венера» у меня.
— Херово… Ну, и что?
— Оно, конечно, пару недель и вылечится, но…
— Она тоже подцепила?
— Ну, ясное дело… От меня.
— И теперь, типа, устроила скандал: или женись, или я расскажу маме, что ты меня заразил сифилисом?
— Идиотка, какой сифилис! — Сергей швырнул сигарету вниз, мимо прологов. — Что ты несешь, мля?
— Ну, я просто других венерических не знаю… Кроме беременности…
Мимо снова прошла медсестра. Очень скорым шагом. Сразу было видно, что она как раз сейчас решает проблему курения в больнице и ищет местного вышибалу, который повышвыривает всех курцов к чертовой матери.
— И что? Серый, не молчи! И что теперь?
— Ну, что… Она ничего не знает…
— Как не знает? Она что тупая? Не видит, что у нее болячка непонятная?
— Она никогда раньше с таким не сталкивалась. Я у нее первый, и спит она только со мной!
— Ты уверен?
Сергей строго и глубоко посмотрел на бойкую сестрицу. Сестрица округлила свои паскудные пухлые губки и испуганно заткнулась.
— Уверен.
— Да…
— И вчера я ей сказал про эту свадьбу, отвлек, называется… Боялся, что она догадается, к какому доктору я ее везу среди ночи… Короче, действовал в состоянии аффекта…
— Блин! Ну, так скажи сегодня, что передумал! Пусть катится, блин! Еще переживать из-за какой-то…
— Не хочу я, чтобы она катилась! Мне с ней нравится, понятно? Она меня устраивает, и вот так по дури лишиться сразу всего!
— Ни фига не понимаю, — рассердилась Ирочка. — Жениться ты не хочешь, но и терять ее тоже не хочешь… Так чего же ты хочешь?
— Не знаю, чего я хочу… Хочу, чтобы все было, как раньше. Вместе работали, вместе спали, вместе куда-то ездили — и никакого напряга…
— Погоди-погоди, — приподнялась Ирочка, встала совсем. — Погоди-погоди… Это на ком же ты женишься, а?
Сергей посмотрел на нее снизу, из угла. И оказалось, что он такой маленький! И не потому, что сидит комочком на корточках, а объективно маленький, сантиметров на десять ниже Ирочки. Старший брат, блин…
— На Ленке…
Ну, почему ему нельзя жениться на подруге сестры? Что тут такого?
Но что-то такое было. Оба это почувствовали. С таким же успехом Сергей мог признаться, что убил дворника и спрятал тело в канализации.
— На Ленке? На Ивановой?
— Да.
— Офигеть можно…
Ирочка прошла туда, прошла сюда, дрожащими руками сунула в зубы новую сигарету.
— Офигеть… На Ленке…
— А что тут такого? — пискнул Сергей. — Ей двадцать лет, не ребенок!
— Офигеть можно… И она ни о чем не догадывается… Заразил Ленку, и она ни о чем… Ай да Сергей! Ай, молодец!
Это уже становится обременительным. Сергей встал.
— Я тебе вообще мог не рассказывать, понятно? Теперь давай, беги! Рассказывай все подружке! Давай! Брат у тебя скотина, сволочь! Всю жизнь был скотиной и сволочью!
— Вот это в точку! — прохрипела Ирочка, не глядя на сволочь и скотину.
— Всю жизнь тебе от меня доставалось, все время я тебе портил жизнь! Теперь можно отыграться! Давай, беги!
— Ну, блин, Серый, ты и животное…
— А ты не животное? Ты не сволочь? Просто ты у нас, блин, белый лебедь! Не такая, как мы, крестьяне! Вся воздушная! Ты у нас порхаешь над землей, посвящаешь себя искусству и педикам! А то, что родная мать тебя уже ненавидит за твою тупость и раздолбайство, этого ты не замечаешь? То, что отец о тебе говорит «наша дурочка», ты не знаешь? Правильно, не знаешь, потому что не хочешь знать! У тебя своя дорога, у нас всех — своя! Мы — злое быдло, а ты — ромашка! Только ты выросла из того же говна, ромашка, что и я! И в такое же говно превратишься!
— Ну, нет, не дождетесь, — тихо улыбнулась Ирочка. — Этого вам, ребята, не видать!