Тихо, за окном серое январское небо. Никаких изменений — как было серым два дня назад, в прошлом тысячелетии, так и осталось. Зима, понимаешь ли.
— Мы должны были в девять выезжать на съемки!
— Я отменил.
— Отменил? — Лена села.
У нее была такая красивая кровать, широкая, ровная. И шелковое белье. Сначала Лене, как человеку, выросшему на ситцевых застиранных наволочках, было скользко и неуютно. Но Сергей решил начинать семейную жизнь с полной европеизации: он отказался от черного хлеба, от тряпочек в мойке, от штор, от продуктов белорусского производства, исключая мороженое, которое его почему-то устраивало. Потихоньку вся хозяйственно-материальная часть в доме сменила ориентацию, и Лена не видела в этом ничего дурного. Тем более, что к качеству быстро привыкаешь…
— Ты не отменял съемки, даже когда у меня была температура 38.
— А сегодня отменил.
— А почему, можно узнать?
Сергей на секунду отвлекся, хотел по инерции съязвить в ответ, но не сделал этого.
— У тебя праздник.
— А, ты в этом смысле?
Лена выползла из своих шелков, нашла кожаные тапочки носами вверх, дошлепала до ванной. А ванная у них была чудесная. Размером с комнату в старой Лениной квартире. Сергей сам руководил строительством, хотя и доверил сдуру момент концептуального решения Лене. А та призвала в помощь Наташку с ее талантами. И получилось, что вся квартира оделась в песочно-голубую гамму, в плитку морской волны, в терракотовые ракушки. Наверное, Наташка так реализовывала свои детские мечты о море, которого пока ни разу не видела. А Сергей хотел бы хромированного модерна, чтобы строго и лаконично, как в лучших домах.
Только загрузила рот щеткой, как начал стучаться Сергей.
— Что? — сердито спросила Лена (щетка не позволила ей выговорить три буквы из трех возможных).
— Открой! — голос Сергея тоже был нерадостным.
— Нельзя подождать минуту? — ах, как он достает порой!
— Да мне это на фиг надо! Тебя к телефону!!
— Пусть подождут!! — раздражение Лены усиливалось со скоростью локомотива.
— Это твоя маман!!!
Лена распахнула дверь, выхватила из его руки трубку и снова заперлась.
— Мама?
— Лена, я отвлекаю, да? Я Сергею сказала, что могу перезвонить позже…
— Все нормально, мам…
— Леночка, я тебя поздравляю с днем рождения! Желаю тебе быть счастливой и здоровой!
— Спасибо, мам, — Лена полоскала щетку. — Тебя тоже с праздником.
— Ты не зайдешь сегодня?
— Не знаю, мам. Если получится. У меня сегодня работа.
— Ну, если получится, зайди.
— Да, хорошо… Как там кот?
— Кот? Нормально кот. Вон селедочную голову ест.
— Ладно. Передавай ему привет. Пока, мам.
— Пока.
Маргарита Петровна повесила трубку, постояла чуть-чуть, глядя в зеркало. Такая стала старая, неинтересная. То есть по годам еще не совсем старая, даже наоборот, еще совсем не старая. А внешне — полная ерунда. А если без очков? Нет эффекта. Только открылись бугорки под глазами, мешки. Даже не мешки, а фуры.
Она не испытывала сожаления по поводу того, что ее тело вдруг почему-то стало приходить в негодность. Тело ее всегда мало заботило. А вот то, что Лена выросла и все… И ее как бы не стало. Вот это катастрофа. Маргарите Петровне всегда казалось, что двадцатипятилетняя Лена будет ее доброй подружкой, этот период виделся смутными картинками — за столом, за чаем, вежливо споря на взрослые темы.
А получилось совсем не так.
И крикнуть нельзя, и дернуть ребенка за руку нельзя, и позвать домой невозможно. И труднее всего было срастись с мыслью, что это состояние не временное. Это навсегда.
И вот еще грустно. Пока Лена была маленькой, а Маргарита Петровна молодой, у них была вполне конкретная цель и вполне благородное будущее. Лена должна была вырасти и превратиться в красивую, умную женщину. А Маргарита Петровна должна была как-то расслабиться в связи с этим, получить какое-то невероятное удовольствие. Все-таки она воспитала человека и увидела, наконец, результат колоссального родительского труда.
Оставалось, конечно, неясным, когда именно будет тот счастливый момент признания Маргариты Петровны? В каком возрасте ребенка у мамы появлялась уверенность, что он уже сам, уже взрослый? Но в целом задача была ясна. Вперед и только вперед.
А теперь что в будущем? Маргарита Петровна в который раз задавала себе этот вопрос и в который раз не находила ответа.
Звонок.
— Рита?
— Да, Костя.
— Поздравляю тебя с рождением чудесной дочери! Думаю, сегодня ты гордишься тем, какого человека воспитала.
— ……
— Алло, Рита!
— Я как раз думала об этом, Костя.
— О чем?
— О том, что, видимо, моя родительская миссия закончена. И я могу исчезнуть.
— Что? Куда это ты собираешься исчезнуть? Смотри мне! Сейчас вызову к тебе на дом «скорую», ты меня знаешь!
— Нет, не надо. Все в порядке. Просто…
Маргарита Петровна еще раз взглянула на свое отражение. Так обидно видеть себя старой. За много лет привыкаешь к себе молодой…
— …Просто у меня нет будущего. Я не знаю, ради чего мне еще жить…
— Секундочку! А внуки? Ты о внуках подумала?
Тут Маргариту Петровну захлестнула такая волна тоски и боли. И по поводу дочкиной работы на износ, и по поводу ее странного, холодного брака.