Всю дорогу Анжелка звонила гитаристу Э. и горячо убеждала его в том, что ничего не получится, что Наташа против… Дома она заперлась с телефоном в ванной и жаловалась уже тайно. Наташу не трогал этот прием.
Кстати, она хотела вернуться и забрать у Анжелки телефон, чтобы самой из города звонить и узнавать, как дела дома, покормлены ли сестры, но потом поняла, что видеть и слышать Анжелку ей противопоказано, опять же во избежание сестроубийства.
А набрать с улицы Ирку или Ленку нельзя. На мобильный с улицы не позвонишь…
И она осталась одна и поехала в центр. Просто так, абсолютно иррационально.
В какой-то момент Наташа с тихой грустью поняла, что в первый раз совершает такой глупый, истерический побег из дому, что до сих пор она могла злиться, помирать, истекать гневом или страхом, но бежать ей не позволялось: кто бы вместо нее встал у руля хозяйства?
А сегодня пусть становится Анжелка! Она взрослая, она замуж собралась!
Все бурлило, все негодовало, Наташа шептала проклятья и поносила сестру. Она шагала солдатской поступью, яростно жестикулировала, пугая прохожих. И все это длилось довольно долго, пока вдруг в один (не)прекрасный момент Наташа не поняла, что в общей массе претензий к Анжелке есть и… ревность! Даже где-то зависть! Зависть к тому, что Анжелка выходит замуж, любит, вероятно, даже сама любима! Зависть? К родной сестре?
Это открытие было очень неприятным, очень. Наташа остановилась и получила тычок в спину от идущих следом.
— Девушка! Габариты включать надо!
— Извините…
Неужели она такая сволочь, что завидует родной сестре? Неужели? Но как? Она же любит ее! Хочет, чтобы она была счастлива! Почему тогда? Потому, что сама никогда не сможет быть любящей и любимой? Потому, что с Витькой Яковлевым обошлась жестоко и преступно? Потому, что сама проворонила, прохлопала свое счастье, а теперь не может простить, когда счастливы другие? Господи, но какова же тогда глубина ее, Наташи, разрушения и сила ее зависти, если даже первый попавшийся раздражитель — родная сестра — вызвал такой обвал злобы? А что будет дальше?
— Нет, я не такая! — говорила Наташа, спотыкаясь о прохожих, мешая им идти. — Я счастливая, я не завидую!
Нет, ты такая — говорила ей она сама, внутренняя, такая всегда спокойная, невозмутимая, готовая идти и идти, вперед и вперед, несмотря ни на что. А вот сейчас эта внутренне невозмутимая была печальна и растерянна. И стучала тонким пальчиком изнутри черепной коробки, где-то в районе виска и говорила: ищи Яковлева! Скажи ему! Даже если он забыл тебя, ненавидит, захлопнет дверь перед твоим носом! Тогда крикни под дверью, что любишь и всегда любила, а потом уходи! Но пусть он знает, что ты поумнела, что ты страдаешь, как он страдал! Что все не зря! Даже если ему все равно сейчас, он будет хотя бы отомщен! Хотя бы так! Ты не должна остаться в его жизни черной дырой, в которую ушли годы, его вера в любовь, его любовь как таковая… И ты сама успокоишься! Сама! Насколько это возможно!
А где его искать?
Она, конечно, знала и о разводе, и о том, что Яковлев уехал. И все.
Вот он, кратер боли, очаг тоски.
Наташа закрыла глаза…
Когда видеоинженер вернулся, Лена уже собрала остатки телефона, теперь они лежали в ее кармане и обиженно молчали. Да и Лена ушла в глубокий аут, прибитая не только звонком «подруги», но и гибелью телефона.
— Я вот тут подумал… — сказал видеоинженер. — А что, если ты с ним разведешься, а за меня выйдешь?
— За тебя? — ухмыльнулась Лена. — Ты же алкоголик!
— Ну и что? Я иногда часами не пью!
— Нет, я не могу. Ты мне как братик.
— Да. Невезуха. Предлагаю красивой девке руку и сердце, а она называет меня братишкой. После такого люди спиваются, кстати!
— Люди спиваются только один раз! Ты это уже прошел! Лет десять назад!..
— Не хочешь за меня — иди за Димку-спортсмена! Отличный парень!
Так они нервно-весело трепались, а потом из-за угла вылезли уже давно знакомые Лене девчонки-пэтэушницы. Но в этот раз они были не одни, а с двумя парнями дворовой наружности.
— О! — крикнули девчонки. — А мы услышали ваш голос и так бежали! Здрасте!
— Нет, — простонала Лена. — Нет! Только не это! Только не сейчас!
— А чего? Чего? — заволновался Коленька. — Чего тут происходит?
— Эй! — девчонки махали рукой кому-то вдали. — Иди сюда! Она здесь!
— Я не переживу сегодняшний день, — сказала Лена и встала. Грозно сморщилась. И начала орать что-то совсем неинтеллигентное.
Девчонки улыбались, желая продемонстрировать свое доброе расположение. Парни смущенно гыгыкали. Из-за угла вынырнула еще одна девчонка, большая и громкая. Начала матерно и весело выражать свое удивление.
Видеоинженер какое-то время наблюдал за этой вакханалией, потом откашлялся, отодвинул Лену и сказал буквально следующее:
— Товарищи преступники! Мы рады, что вы оказались в нужное время в нужном месте!
Молодежь попритихла.
— Вот уже несколько месяцев специальный отдел милиции под руководством старшего лейтенанта Шеститко, то есть меня, ведет слежку за вами! Хочу вам сообщить, что по вашему делу рассматриваются…
Он распахнул монтажную папку, которую мусолил под мышкой.