Идол

Медсестра замолчала. Ее лицо вспотело и покрылось волдырями. Она вновь застыла, став похожей на восковую фигуру. Слева от регистратуры, перед Мартой возник из темноты длинный коридор, испещрённый кабинетами врачей. Коридор освещен красными лампочками, весьма грязноват, на стенках много трещин. В первом кабинете на кушетке сидит Петр Аркадьевич, со стрелой в голове. Рядом суетится Толстая Медсестра, бледная, зато сильная. Медсестра пытаешься вытянуть стрелу из головы Петра Аркадьевича.

— Да ты тяни сильнее, мне не больно! — подбадривал Толстую Медсестру Петр Аркадьевич, — Я знаешь где бывал? У-у-у, я бы тебя туда сводил. Там красиво. Я по пустыне на машине путешествовал.

— Может, помолчите? А то, ваши мысли стрелу удерживают! — прохрипела Толстая Медсестра.

Во втором кабинете на операционном столе сидит Маша. Вокруг нее крутятся трое врачей, собирающих по крупицам девушку. Маша держит руками свое лицо — его закрепить еще не успели, потому оно постоянно распадается. Девушка пытается говорить, но, благодаря неправильно вставленной нижней челюсти больше получается хрипеть.

— Кажется, нижняя челюсть не ее, — задумался один из врачей, оторвав от лица Маши кусок щеки, — О! Он плохо приклеился, нужно заново ошкурить.

В третьем кабинете в кресле сидит Кирилл со стрелой в горле. Все кресло залито кровью, рядом сидит врач, слушает пульс. У врача с головы спадают волосы, этот процесс кажется бесконечным, так что лысины не видно совершенно. Зато в ногах у врача уже целая подушка образовалась!

На небольшой кушетке, стоящей в небольшой нише коридора, сидит перебинтованная бабушка из автобуса, порубленная Дюбелем Аркашей. Рядом с ней укрытое одеялом тело, очень бугристое и неровное, будто бы собранное из разных частей, как конструктор. Бабушка увидела Марту, выпучила глаза, и своей перебинтованной рукой стащила одеяло на пол. На кушетке лежит ее внук, точнее то, что от него осталось — груда частей тела, разных форм, разного состояния. На них еле-еле падает красноватое освещение коридора. Марта с ужасом отбежала от кушетки, врезавшись в мощную фигуру богатыря. Высокий, растекшийся по стенке коридора, богатырь окутан в тяжелую броню, укрыт щитом и держит в руке длинное и острое копье. Лицо богатыря никак не освещалось, спрятано тьмой, и что там, Марта не ведала. Обойдя богатыря с боку, Марта увидела толстые цепи, захватившие его тело. Цепи уходили трещину стены, откуда дул жутко холодный ветер.

— Не смотри в трещину, там Пустошь! — прострекотал богатырь, перевернувшись на левый бок, обронив свой щит на пол.

— Что за Пустошь, и почему ты на цепях сидишь? — задала вопрос Марта, прекрасно понимая, что все вокруг имеет инфернальное происхождение, но любопытство тянуло за язык.

— Тебе там не место. Просто не смотри в трещину, иначе и твою душу туда утащат, — пространно ответил богатырь, обронив следом за щитом и свое копье.

Следующий кабинет расположен за маленькой залой, в которой горит огонь. Вокруг огня сидят бледные врачи, пристально следящие за огнем. К удивлению Марты, огонь не был постоянным — пламя меняло образы один за другим: человек, некое непонятное животное, с рогами, множеством копыт, геометрические фигуры. Врачи почувствовали присутствие Марты за спинами, и, с лязгающим звуком повернулись к ней.

— Сестра пришла! Надо сообщить об этом Макару! — хором прострекотали бледные врачи.

Один из врачей вскочил на ноги, встрепенулся, и шагнул в огонь. На его место, из темноты залы, освещаемой мерцающими красными огоньками, выплыл другой бледный врач. Он сел на место своего ушедшего в пламя товарища, также пристально начав смотреть на огонь.

Кабинет, расположенный за малой залой самый большой, но, при этом, самый жуткий. На стенах висят портреты людей в разрезе: видимо, когда-то здесь размещался учебный класс для интернов. Под потолком висят три ярко розовые лампочки, отчего весь кабинет похож на класс детского сада, только расположенного в психиатрической лечебнице. Посередине кабинета на стуле сидит Павел Борисович, крепко держащий в руках тугой узел из толстых веревок. Нити веревок расходятся на три линии, и обматывают тела трех женщин: Тани, жены Павла Борисовича и двух его дочерей. Все герои находятся в полной статике, даже не дышат. Такое стойкое ощущение, что перед тобой восковые фигуры.

— Марточка, идем играть, я уже убралась! — раздался звонкий голосок Янки.