Идол

— Что здесь происходит?! — Из кабинета выходит мой врач и окидывает нас удивленным взглядом.

— У Савиной истерика! — раздражённо поясняет девушка.

— Отпустите ее! — командует доктор и сам берет меня за плечи. А я смотрю на него умоляющим взглядом и хочу услышать, что ещё не поздно. — Пойдёмте в палату, вам нельзя так нервничать, — он тянет меня за собой, и я подчиняюсь. — Ничего страшного не происходит. Тянущая боль — это нормально, и выделения — это тоже нормально, все будет терпимо. Если что, мы сделаем вам обезболивающее, — монотонно и размеренно говорит он, словно я умалишённая.

А я все равно ничего не понимаю. Но чувствую ровно то, что он говорит: боль немного усиливается, словно при месячных, и чувствую влагу между ног. Из глаз покатились слезы, застилая глаза.

— Пожалуйста, остановите это! Пожалуйста! — прошу доктора, но он сажает меня на кровать и мотает головой, хмуря брови. А в моей голове начинает звенеть. — Как это произошло?! Вы же ничего не сделали! — не знаю, зачем я кричу, у меня опять истерика, и от этого ещё сильнее начинает болеть живот.

— Мы решили сделать вам медикаментозное прерывание, так безопаснее для вас. Это более щадящий метод.

— Это были не успокоительные? Зачем?! Зачем вы это сделали? Остановите это, пожалуйста! — кричу, надрывая горло, чувствуя, как начинают неметь губы и трястись руки. Из меня уходит жизнь, и я ничего не могу с этим сделать. — Зачем вы меня обманули?! — это было последнее, что я сказала доктору, но ответ так и не получила.

В голове опять возник образ девочки с серыми глазами. А она была очень красивой, и очень похожей на Богдана.

Была…

ГЛАВА 8

Алиса

Долгое время я ходила в музыкальную школу и неплохо играла на фортепьяно. В раннем детстве я ненавидела этот инструмент и преподавателя, которая лупила меня по рукам за неправильно наигранные ноты. Но с возрастом и сменой преподавателя мне стало нравиться. Живой звук инструмента под пальцами приводил в восторг и вызывал ощущение полета. Я любила играть Шопена. Всем он казался нудным и сложным, а я любила его ноктюрны, они вводили меня в какой-то транс и помогали расслабиться. В моем воображении музыка оживала и рисовала разные ассоциации: рассветы, закаты, голубое небо, лёгкий ветер или ураганы…

Я вернулась из клиники неделю назад и до сих пор не понимаю, зачем существую. Надо что-то делать, хотя бы простые движения: ходить, говорить, есть, пить, принимать душ… но я не вижу в этом смысла. Знакомая мамы выписала мне больничный на две недели. По словам мамы — «чтобы прийти в себя». А я стану прежней? Нет. Теперь я вообще не понимаю, какая я настоящая. Говорят, проще найти виновного, иногда даже необходимо кого-то обвинить в своих бедах — так легче. Но в моей ситуации никто не виноват, кроме меня самой.

Я сама нарисовала образ Идола и влюбилась в него. Я сама напросилась на встречу и близость. Я не приняла таблетку. Я позволила убить ребенка. Мама не причем, я всегда могла сказать «нет». Богдан тоже не виноват, для него я никто. Поэтому приговор в этом деле вынесен мне. Пришел час расплаты и выбор наказания. Я хочу смертную казнь. Мое преступление не такое тяжкое, возможно, у него есть смягчающие обстоятельства, но я не вижу больше смысла существования. Моей душе хочется вечного полета. Я хочу в другой мир с другими жизненными ценностями, где нет горя, предательства, боли и цинизма. Я хочу вечный покой.

Сажусь за старое расстроенное пианино в своей комнате. Открываю крышку и ударяю по клавишам, создавая режущий звук. Я не знаю, что сподвигло меня начать играть. Наверное, я устала плакать. Не могу больше выносить давящей на меня тишины. Но, скорее всего, разрывающая душу звенящая пустота и бессодержательность, сидевшая во мне последнюю неделю, которую чем-то надо заполнить. Пальцы пробегаются по клавишам и сами собой начинают играть один из грустных ноктюрнов. Закрываю глаза и вижу пред собой ливень, льющийся стеной из серых туч. Шквалистый ветер гнет деревья к полу, люди прячутся по домам, спасаясь от непогоды. Только маленькая девочка с растрёпанными волосами медленно бредет по дорожке, волоча за собой грязного плюшевого медведя. Музыка из-под моих пальцев становится громче и жестче. Девочка кажется мне знакомой, как будто я ее видела раньше. Она была частью меня, а теперь уходит в неизвестность, в небытие под проливным дождем и шквалистым ветром. Сердце разрывается — я никак не могу вернуть ее назад. Потому что этой девочки не существует. Теперь она живёт только в моей голове.

Со всей силы, напрягая пальцы, начинаю хаотично бить по клавишам, издавая ужасные режущие слух звуки. Бью, бью, отбивая пальцы и ладони, пытаясь выгнать эту девочку из своей головы. Зажмуриваюсь, мотаю головой, но в моем больном воображении девочка оборачивается и смотрит на меня невероятно серыми глазами. Глазами Богдана! Глазами того, кого я хочу забыть! Но это сильнее меня… По щекам опять катится теплая влага, капает на клавиши. Это уже не слезы, это остатки души, которая выходит из меня, оставляя вакуум.