Идолопоклонница

Ждала… И вот дождалась. Теперь он поставил ей условие. Если она хочет быть с ним, должна стать подарком Зимину. Ни много, ни мало — обязана была подтвердить свою любовь к Димочке совершенно диким, безумным образом. Изменив ему с его врагом. Предав, убедить в собственной преданности. Абсурд, да и только. И ведь она согласилась на этот абсурд, согласилась! Не из-за шлюховатости собственной натуры — сугубо из любви! Но почему же тогда так мерзко на душе? Ведь она ему все равно не изменила. Да, она готова была ради него на все, но ведь ей не довелось стать шлюхой. Пусть не благодаря собственной гордости и неподкупности, пусть лишь благодаря странному поведению Зимина, требующего подарок, но не умеющего им воспользоваться в полной мере, но она ведь не пала ниже плинтуса?! Она осталась порядочной женщиной! Хотя о какой порядочности в данной ситуации можно говорить?.. И почему, если ничего, казалось бы, особенно ужасного не произошло, то почему же так мерзко и тошно на душе?!

Жить не хотелось. Видеть Диму — тем более. Это он заставил, он. Из-за него Женька себя чувствует, словно ее голой выставили в витрину магазина на Тверской. Господи, да как же она могла согласиться на такое?! Ради любви?! А разве так доказывают любовь?! Разве можно доказать любовь изменой?! А унижением?!

С трудом поднявшись с пола, словно в ней уже совершенно не осталось сил, как будто ей не двадцать семь, а как минимум сто семь лет, Женя подошла к портрету. Вгляделась в изображение Городинского. На сей раз его безумно красивые глаза смотрели на нее просительно, умоляюще. И в то же время как будто бы извинялись за неловкую ситуацию, в которую они оба попали неизвестно как. Долго смотрела, очень долго, словно бы надеясь увидеть в его глазах ответ, которого на самом деле не было, не могло быть. Потому что по большому счету не было вопроса. Все было предельно ясно: они вляпались, как говорится, по самое некуда, и теперь выбраться из этого болота могли только одним способом. Но способ не сработал — к счастью ли, к беде ль — просто не сработал, и что теперь ждало их?

На душе было непередаваемо мерзко. Вместе с тем вопреки разуму в унисон с митральным клапаном в самом сердце билась надежда: ну вот, раз ничего не получилось, значит, теперь Петракова все узнает и Димочка будет свободен. И тогда…

И тут же Женька одергивала сама себя: и что тогда? Что?! Неужели после того, через что им пришлось сегодня пройти, у них с Димой еще возможно какое-то будущее?

— Зачем ты превращаешь меня в шлюху?!! — с укоризной спросила Женя у портрета. — Зачем, Дима? 'Подарок'! Димочка, миленький, возьми на себя смелость называть вещи своими именами! Это не подарок, это называется иначе. Это подло, Дима! Это подло и нечестно!

Женя резко отвернулась от портрета, по-прежнему глядящего на нее умоляюще-просительно, решительно подошла к окну, зачем-то выглянула на улицу, как будто там на коленях мог вымаливать у нее прощения Городинский. Естественно, ничего подобного под собственным окном не обнаружила и столь же решительно вернулась к портрету.

— Неужели ты до сих пор сомневаешься в моей любви?! Неужели я и теперь, спустя год, опять должна тебе ее доказывать?! И почему так — совершенно диким, безумным способом? Доказать свою любовь, изменив с твоим врагом. Это абсурд, Дима, абсурд!!! Как ты посмел предложить мне это?! Как я посмела на это согласиться?!!

В сердцах Женя сделала еще один бессмысленный круг по комнате, словно бы где-то там, в одном из четырех углов, ее ждал мудрый ответ, и вновь остановилась перед портретом. Опять долго пристально смотрела в его бесхитростно-умоляющий взгляд, наконец спросила:

— Почему все так много говорят о любви, Дима? Превозносят ее, как высшее благо на земле. Они что, не знают, что на самом деле любовь — это грязь? Не понимают, какая мерзость из нее вытекает? Неееет… Все всё знают. Но упорно делают вид, что все так чинно-благородно. Лицемерие в чистом виде. Ах, любовь — высшая ценность! Ах, ради любви люди должны идти на подвиги! На какие подвиги, Дима?!! Ты сам понимаешь, чего ты от меня потребовал?! И пусть он отказался — это ведь не делает меня чище! Я уже никогда не буду такой, какой была раньше, ты это понимаешь?! Даже если ничего не произошло — ты все равно превратил меня в шлюху! Нет, я сама превратила себя в шлюху, сама… Ты попросил, я не смогла отказать. Ради тебя, Дима, ради нас с тобой. Ради нас?.. Это ты называешь 'Ради нас'?!!

Городинский позвонил в тот же вечер:

— Женя! Женька, милая, ты всё сделала, как надо?!

Женя молчала. В горле стоял какой-то противный огромный ком, состоящий из любви, обиды и непонимания.

— Алло, Женька! Алло! Ты меня слышишь?!

Женя слышала. Очень хорошо слышала. Громко орала музыка, слышались людские голоса. Ну вот, он опять ведет ночной образ жизни. Вместе со своей Алиной. Ночью он всегда с Алиной. И от Алины он не требует ни жертв, ни доказательств любви.

— Алло, Женька! Ну где же ты?! Только не молчи!

И вдруг зашептал в трубку, словно опасаясь, как бы не услышал кто посторонний: