С туловища девушки содрали кожу, и ее натянул на себя верховный жрец. В таком виде он появился перед собравшимися, которые занимались тем, что отплясывали под барабанный бой, – и присоединился к ним. Став во главе танцующих, жрец совершил магические телодвижения с быстротой, которую позволяла плотно облегавшая его тело липкая от крови кожа девушки».
Выслушав этот рассказ, Аравак приказал молодому жрецу удалиться и взглянул на сына.
– Что ты думаешь о такой казни? – спросил вождь.
– Наши предки умели наказывать святотатцев, – ответил Тлалок.
– Да, умели, – согласился Аравак. – Мы у себя на острове позабыли многие славные обычаи старины. Однако не вызовет ли подобное наказание отторжение у наших жителей? Не станут ли они проклинать нас за чрезмерную жестокость?
– Но мы же сами хотели, чтобы казнь была жестокой, – и мы правы, отец! Пусть люди ужасаются, пусть они трепещут перед властью богов и великого вождя! – возразил Тлалок. – Что касается отторжения, можешь быть уверен: его не будет. Кто-то скажет, наверно, что казнь слишком жестока, но таких будет немного; большинство станут наблюдать ее с тайным восторгом и долго еще будут смаковать подробности. Вспомни нашу битву с врагами: как нерешительно вышли на бой воины, как не хотели убивать, – и как быстро вошла ярость в их сердца, как безжалостны они стали! В каждой человеческой душе скрыто желание убийства, и нет ничего сладостнее, чем убивать, или видеть, как убивают.
– Ты становишься мудрым, Тлалок. Ты будешь хорошим вождем, ты будешь великим вождем, – Аравак потрепал его по щеке. – Хорошо, ты меня убедил. Иди, скажи молодому жрецу, пусть он все приготовит для казни, даю ему два дня. Парэ будет первая, а Кане пускай посмотрит, как умрет его возлюбленная, а после настанет и его черед.
В ночь перед казнью преступников Священный поселок усиленно охранялся. Воины Аравака держали караулы возле погребов, где сидели Кане и Парэ, а также возле дома великого вождя, у храма Всех Богов, в котором должна была пройти сама казнь, на главной улице поселка, у всех входов в него и на окрестных холмах. Всюду горели факелы и костры, зажженные таким образом, чтобы в их свете одни караульные могли видеть других, и никто не смог бы пройти незамеченным.
Отдельные дозоры были выставлены около жилища верховного жреца Баиры. Он не выходил из дома уже тридцать дней, и несколько раз к нему присылали людей, чтобы узнать, жив ли он и не нуждается ли в чем-нибудь, – ответ был один: «Мне ничего не надо. Я молюсь богам. Они пока еще не призвали меня в страну мертвых».
Затворничество Баиры было на руку Араваку, но он боялся, что верховный жрец может помешать казни своей дочери. У Баиры было много детей, рожденных от связей с женщинами острова в те дни, когда верховному жрецу дозволялось брать любую из них, – однако всем было известно, что Парэ занимала особое место в сердце старика. Если бы Баира захотел помешать казни, вождю пришлось бы вступить с ним в открытое противоборство, а это было некстати, ведь Аравак еще не установил свою нераздельную власть по всему острову. Поэтому к дому верховного жреца были приставлены старые проверенные воины вождя; им было дано распоряжение не выпускать Баиру ни при каких обстоятельствах.
В этом Аравак совершил ошибку: старые воины с детства привыкли почитать и уважать верховного жреца, и мысль о том, что им придется силой удерживать его, была для них дикой и кощунственной. Когда вскоре после полуночи Баира вышел из дверей своего дома, воины встали было на его пути, но стоило верховному жрецу просто сказать им: «Дайте дорогу», как они подчинились. Впрочем, Баира не спешил уходить: он обошел всех воинов, читая слова молитв и произнося заклинания, затем дал каждому из них отпить из кувшина какого-то напитка, а в заключение размеренно и внушительно произнес: «Забудьте о том, что вы меня видели. Продолжайте исполнять свою службу, а если вас спросят обо мне, скажите, что я не покидал дома». «Да, верховный жрец. Мы не видели тебя, и ты не покидал дома», – как завороженные отвечали ему воины.
Выйдя со двора, Баира направился по главной улице Священного поселка к погребам, где были заключены Кане и Парэ. На улице ему встретился патруль, который состоял из воинов моложе охранявших дом, но и они не посмели перечить верховному жрецу, – тем более что он свободно шел по поселку, а значит, имел на это право. Выслушав заклинания и отведав напитка из кувшина, они покорно повторили за Баирой: «Да, верховный жрец, мы не видели тебя. Мы никого не видели на улице».