Идолы острова Пасхи. Гибель великой цивилизации

Я старалась, – боги тому свидетели! – старалась терпением и самоотречением победить любовь, однако вышло иначе. Кане разыскал меня; он сгорал от любви так же, как я. Оставалась последняя надежда, что боги образумят его, но нет – они позволили ему быть возле меня, они вложили в его уста такие нежные слова, которые можно слышать лишь на небесах, – и настал миг, когда я не могла больше сопротивляться. Мы ушли из святого места, мы поклялись в любви и верности друг другу, мы стали мужем и женой.

Я не была похищена, я добровольно пошла с Кане. Если вы считаете, что я совершила святотатство, осудите меня за него, казните меня, – но пусть моя смерть будет последней насильственной смертью на острове. За что вы убиваете людей, которые даже не знали о моем поступке и никак не помогали мне? Зачем вы воюете? Я долго служила нашим богам, однако среди них не было кровавого Бога Войны. Откуда он взялся, почему вы вдруг начали почитать его? Может ли бог хотеть истребления людей, может ли упиваться потоками крови? Наши боги добры: за многие годы они приняли от нас в жертву только девять человек, которые сами отдали себя на заклание во имя богов, – никого из них не принуждали расстаться с жизнью.

Откуда же взялся этот ужасный Бог Войны? А может быть, он и не бог, а демон, притворяющийся богом? Демоны часто принимают облик высших существ, и за их льстивыми словами скрывается зло. Я читала об этом в наших таблицах с древними письменами, – будьте осторожны, люди!

– Всё сказала? – спросил Аравак. – Мы, конечно, благодарны тебе за твои поучения, – дева, посвятившая себя богам, и отдавшаяся земному мужчине. Жаль, правда, что мы не услышали, раскаиваешься ли ты в святотатстве и оскорблении богов, – но хорошо, что ты напомнила нам о состязании на Празднике Птиц: сын рыбака действительно стал там победителем и был объявлен Сыном Большой Птицы. Тем тяжелее его преступление: Большая Птица выбрала его среди всех юношей острова, а он предал ее, нашу главную заступницу и покровительницу! Значит, ты и он – оба обманули тех, кто отметил вас своей милостью и кому вы должны были преданно служить.

Вождь поправил свою накидку, развеваемую жестоким ветром, и обратился к толпе на площади:

– Народ острова! Ты выслушал старейшин, верховного жреца, старосту деревни, откуда родом сын рыбака; ты выслушал и тех, кого мы обвиняем. Обычай соблюден полностью. Теперь тебе решать, народ острова, чего заслуживают преступники.

Воины Аравака раздали всем, кто был на площади, по два камня – белый и черный. Потом молодой жрец прошелся с корзиной, и люди бросали в нее эти камни: белые камни за оправдание Кане и Парэ, черные – за их осуждение. Когда корзину вытряхнули перед старейшинами, оказалось, что она полна черных камней, среди которых был лишь один белый. Таким образом, Кане и Парэ были приговорены народом к смерти; старейшины утвердили этот приговор, вождь должен был исполнить его.

* * *

Но наступило время, когда нельзя было казнить. После второго посева батата, на целый лунный цикл на острове объявлялся строжайший запрет на убийства. Это были дни почитания Матери-Земли, а она не терпела убийств и кровавых жертв.

Оставив Кане и Парэ под крепким караулом, Аравак решил начать то, что было задумано с Тлалоком: приступить к изготовлению каменного идола, прославляющего вождя. Прежде всего, надо было проложить дорогу от Священного озера, где был вход в царство Матери-Земли, к берегу морю, куда должен был вернуться Сын Солнца. Для этого пришлось рубить деревья в роще у озера, нарушая заветы предков, но Аравак хорошо подготовил островитян, и они уже не считали это кощунством. Приступая к порубке деревьев с некоторой робостью, они вскоре приободрились и развеселились. С треском падали деревья, и люди встречали каждое падение радостными криками.

Пока одна группа прокладывала дорогу, другая отправилась на Западную гору за большой каменной глыбой, из которой можно было вытесать изображение вождя. Отправленные туда мужчины побаивались старой колдуньи Кахинали, живущей на вершине Западной горы, однако Аравак вначале высмеял их, заявив, что это ребяческие страхи, затем сурово пригрозил, а в завершение дал им несколько своих воинов для охраны, – и мужчины пошли на эту гору.