Однако звук, разносящийся над головами людей, действительно производит впечатление. Поначалу я не понимаю колониального диалекта. В чем-то он похож на китайский, по крайней мере на тот китайский, на котором говорят в Хоуле, но потом сообщение повторяют на английском.
— Сегодня мы приветствуем новое сообщество рабочих в наших прославленных Юго-Восточных Колониях, благодаря Дому Лордов и Посольствам, и мы завершаем наиболее важную стройку нашего исторического правления.
Похоже, это Главный Посол Планеты. Он говорит о себе. Теперь холод его голоса обретает смысл, на громкоговорители трудно даже смотреть. Я гадаю, каково это: взглянуть прямо в живое лицо Главного Посла Миядзавы.
— Проект Юго-Восточных Колоний не может быть завершен без самопожертвования всего человеческого населения. Мы благодарим наших тружеников за их вклад в дело процветания Земли. Рабочие, мы приветствуем вас! Приглашаем всех на празднование в честь новообретенной Эры Усовершенствования в День Объединения, который наступит уже через неделю. Посольства обеспечат пиры и фейерверки по всему миру в честь годовщины дня, когда Дом Лордов пришел, чтобы спасти нашу гибнущую планету. Да здравствует Тот День! Да здравствуют наши Лорды!
Внезапно детский хор прерывает послание.
Фортис приподнимает брови:
— Теперь ты не можешь сказать, что никогда не встречалась с Главным Послом. Очаровательный парень, тебе не кажется?
— День Объединения? Что еще за фигня такая? — Я трясу головой, когда хор умолкает.
— Это, друзья мои, называется политикой, — вздыхает Фортис.
Длинное белое оштукатуренное здание тянется вдоль улицы. Там, где штукатурка потрескалась и обвалилась, видны черные камни.
Форт, догадываюсь я. Древний форт.
— Это там твой друг?
— Нет, не там, далеко отсюда. В переулке. За свалкой, — отвечает Фортис.
Ну конечно.
Мы поворачиваем. В дальнем конце улицы — в тени форта — проходит небольшой грязно-коричневый канал. Облупившиеся дома вырастают прямо из воды. Их и заметить невозможно, если не искать специально. Строения выглядят заброшенными и нищими, их необитаемый ряд примыкает к ветхим зданиям, что выходят фасадами на другие улицы. И только если присмотреться как следует, можно заметить, что листы гофрированного железа, прикрывающие входы в лачуги, на самом деле кое-где отодвинуты, а в тени за ними притаились жилые комнаты.
— Смотрите, — взмахивает рукой Фортис.
Обвисшие черные веревки, сделанные как будто из резины, переплетены в массивные пряди и петли, как пучки волос.
Они выглядят так, словно до них никому нет дела, будто ими играли дети, да и забыли здесь.
— Электрические провода. Линии электропередач. Вы слишком молоды, чтобы знать о таких вещах. По этим проводам энергия передавалась от дома к дому, от магазина к магазину.
— Не слишком эффективная технология, — говорит Тима и морщится от яркого солнечного света, рассматривая веревки, висящие высоко над ее головой. — Все перепутано.
Тиме это не нравится.
— На самом деле нет. Но посмотрите туда. Это нечто вроде примитивной компьютерной связи. — Фортис показывает на большой ящик, расписанный синим, серебряным и оранжевым; он стоит на тротуаре у стены, сплошь покрытой граффити. — Телефонная будка.
Мы все киваем, как будто понимаем, что означают эти слова.
Идем дальше, спускаемся по ступеням к каналу и шагаем по дорожке, что тянется вдоль него. Необычные и прекрасные письмена, ничего для меня не означающие, отмечают некоторые из строений.
Мы останавливаемся перед одной такой хижиной, с буквами, написанными в зеркальном порядке. Рядом с ними на вывеске кланяется свинья в костюме, предлагая какие-то услуги, но я ничего не понимаю.
— Ах, как здесь легко представить старые добрые времена, а? Очень мило. Для свиньи, — хмыкает Фортис.
— Кто это? — Тут Тима отвлекается. — А там что?
Я смотрю, куда она показывает, и вижу, что мы дошли почти до самого конца канала и находимся неподалеку от места, где его вода встречается с водами реки, которая, похоже, протекает через центр города.
Фортис усмехается:
— Это Пинг. Река. Течет от Колоний Юго-Восточной Азии к Северным провинциям. Если вам нужно быстро сбежать — это как раз подходящая дорога.
Большая река настолько заполнена лодками всех форм и размеров, что непохоже, будто кто-то может двигаться по ней быстро. Я все еще смотрю, когда слышу скрипучий звук — жестяная дверь за моей спиной скользит в сторону.
— Ты! — Приветствие звучит не самым задушевным образом.
— Уильям! — Фортис как будто вполне спокоен. — Свинья собственной персоной! Впрочем, я уверен, костюм — прелестная деталь. Особенно для монаха.
— Меня зовут не Уильям, — рычит голос. — Уже не Уильям. И даже если я и свинья, то, по крайней мере, не змея. Тебе здесь не рады.
Я оборачиваюсь.
Человек, которого я вижу, меньше всего на свете похож на монаха.
Он ухмыляется, его рот раскрывается широко, как пасть пса в жару… и он вдруг бьет Фортиса кулаком в лицо, вкладывая в удар весь свой вес в три сотни фунтов.