Идору

Крошечная машинка свернула направо и покатилась, притормаживая, вниз, по плавному изгибу эстакады. В бездушном, бессмысленно ярком свете натриевых прожекторов Кья увидела пустой перекресток, заросли бледной, буйно взлохмаченной травы на узких крутых обочинах. Ни одной машины, словно они здесь и вообще никогда не ездят. Это безликое, никакое место могло бы находиться на окраинах Сиэтла, на окраинах чего угодно, и она на мгновение задохнулась от острого желания вернуться домой, быть дома.

Искоса взглянув на соседку, Гоми-бой занялся раскопками в некоем, очень внутреннем кармане. Расстегнув подтяжки, он запустил руку в штаны чуть не по плечо и извлек солидную пачку денег, перетянутую широкой, черной резинкой. Кья с интересом наблюдала, как пальцы Гоми-боя оттянули резинку и отделили три купюры. Побольше размером, чем американские, а на той, что сверху, изображен логотип компании, название которой она узнала чуть ли не в грудном возрасте. Гоми-бой сунул три купюры в рукав фуфайки и начал пристраивать пачку на прежнее место.

– Скоро и там, – сказал он, застегивая подтяжки.

– Скоро и где?

Крутой поворот направо, остановка. Приехали. Откуда-то сверху сочится бледный дрожащий свет, на черном, с масляными пятнами бетоне нарисованы две параллельные белые стрелки, вперед и назад. Та, что вперед, указывает прямо на квадратный проем в гладкой белой стене. В проеме сплошная, до самого низа, завеса из полосок блестящего нежно-розового пластика; глядя на них, Кья вспомнила ленточки серпантина на школьных танцульках, хотя те, конечно же, были узенькие, а эти – чуть не в две ладони шириной. Гоми-бой отдал три купюры шоферу и теперь ждал сдачу.

В нетерпении размять затекшие ноги Кья потянулась к углубленной в дверцу ручке – и была, как тут же выяснилось, сильно неправа.

– Не трогай, – сказал Масахико, торопливо хватая ее за руку. – Замком управляет водитель. Если ты откроешь сама, механизм сломается. Очень дорогой механизм.

Шофер отсчитал наконец сдачу. Кья думала, что теперь Гоми-бой даст ему на чай, но фига с два. Шофер потянулся рукой куда-то вниз, сделал там что-то, и дверца, которую пыталась открыть Кья, открылась сама собой.

Кья вышла под дождь, волоча за собой сумку, взглянула вверх, на источник странного света. Вывеска, а на ней здание, похожее на свадебный торт, и надпись: ОТЕЛЬ «ДАЙ», каждая из белых газосветных букв обведена цепочкой крошечных, шустро подмигивающих лампочек. Масахико уже стоял рядом и нетерпеливо подталкивал ее к проему в белой стене. Сзади донесся звук отъезжающей машины.

– Пошли.

Чуть пригнувшись, Гоми-бой нырнул сквозь розовую завесу.

В полумрак почти пустой парковочной площадки, где сиротливо жались две маленькие машины, серая и темно-зеленая, с номерами, прикрытыми черным матовым пластиком. И стеклянная двустворчатая дверь, бесшумно разъехавшаяся перед Гоми-боем.

Короткая японская фраза, сказанная бесплотным, ниоткуда идущим голосом. Ответ Гоми-боя.

– Дай ему свою карточку, – сказал Масахико.

Кья достала из кармана парки карточку и протянула ее Гоми-бою, который, судя по интонациям, задавал голосу вопрос за вопросом. Кья огляделась по сторонам. Бледно-голубое, розовое, светло-серое. Тесное помещение, оформленное под вестибюль гостиницы, но только под, присесть даже негде. На стенных экранах часто сменяющиеся кадры – интерьеры каких-то странноватых комнат. Голос, раз за разом отвечающий на вопросы Гоми-боя.

– Он просит комнату с наилучшими возможностями выхода в сеть, – негромко объяснил Масахико.

В конце концов переговоры завершились каким-то соглашением. Гоми-бой вложил карточку в щель, расположенную над небольшой розовой чашей, типа фонтанчика для питья. Голос снова что-то сказал – похоже, поблагодарил. Открылся узенький лючок, в розовую чашу мягко скользнул ключ. Гоми-бой взял его и передал Масахико. Из щели высунулась карточка. Гоми-бой вытащил ее совсем и передал Кья. Затем он отдал Масахико клетчатую сумку с компьютером, повернулся и вышел через ту же, послушно распахнувшуюся дверь.

– А он что, не с нами?

– В номер пускают только двоих. А у него есть дела в другом месте. Нам сюда.

– А что это за такой отель? – поинтересовалась Кья, входя в автоматически распахнувшиеся двери лифта.

– Отель? – Масахико неловко откашлялся. – Это отель любви.

– Какой еще любви? – Лифт плавно пошел вверх.

– Ну, комнаты такие. Для секса. С поминутной тарификацией.

– А-а, – кивнула Кья, словно теперь ей все стало ясно.

Лифт выпустил их в узкий коридор со множеством дверей и тусклыми светополосами, вделанными в стены на высоте щиколотки. Масахико уверенно двинулся налево. Подошел к одной из дверей и открыл ее ключом из розовой чашки. Как только он переступил порог, в комнате вспыхнул свет.

– А ты уже бывал в таких местах? – Кья почувствовала, что краснеет, и смутилась из-за этого еще больше.