Идрис Шах - вестник суфизма (Сборник)

«Что за сказки, — думал Идрис, — вот уже волшебными поясами меня одаривают, скоро туфли-скороходы куплю.» Но снимать пояс не стал и правильно сделал, ведь тот оказался своеобразным паролем для людей, которых Шах встретил в Кении, но там лишь дали направление его дальнейшим поискам, направив к гробнице одного великого суфия.

Посетив гробницу, Идрис день за днем ходил вокруг нее, иногда подсмеиваясь над собой и бесплодностью своих поисков, но чаще исполняясь решимости добиться истины, чего бы это ему ни стоило.

Волшебные минареты, массивные ворота, яркость красок мозаики и прохлада маленьких двориков — и опять Идрис отсчитывает шаги вокруг гробницы учителя учителей.

Глаз его уже несколько раз останавливался на лавочке чеканщика, привлекавшей взгляд яркими бликами меди от посуды, выставленной в витрине, и приходила мысль, что надо зайти и посмотреть работы ремесленника, и на этот раз он наконец решился.

Хозяин лавки Казим кинул быстрый взгляд на расписной пояс Идриса и поприветствовал его.

—                 Не ты ли ищешь учителей-суфиев? Твоя настойчивость достойна похвалы, но твоей подготовки еще недостаточно, чтобы воспринимать знание. А сам я учу мюридов только своему ремеслу, которое приносит мне копейки, мы вместе слушаем уличных певцов и обсуждаем стихи учителя Хайяма — это все. Сейчас у меня нет учеников, но и ты не будешь моим учеником, твой путь — дальше.

В недоумении, где же находятся учителя, преподающие сокровенное знание, Идрис отправился дальше, получив от чеканщика Казима только одну фразу из Пророка, которую тут же при нем заучил наизусть.

Эту фразу нужно было сказать тому наставнику, которого он встретит на своем пути дальше. А так как угадать, где его встретишь и чем он будет заниматься, было почти невозможно, Идрис говорил эту фразу практически всем, кого встречал на своем пути. Хорошо, что это была фраза из Пророка, а не какая-нибудь абракадабра, от которой шарахаются нормальные люди.

На этот раз ему встретился не учитель, а ученик Абдулькадир, уже посвященный и намного дальше, чем Идрис, продвинувшийся на пути к истине. Он рассказывал путешественнику о том, как проходило его собственное обучение. Да, он, как и большинство других, учился ремеслу.

—                 Если ты не можешь себя прокормить, то как ты будешь жить в этом мире, как ты будешь доносить учение и заботиться о мире, не умея позаботиться о себе? Да, я учился гончарному делу, — рассказывал Абдулькадир. — Вставал в шесть, умывался, завтракал и вместе с другими учениками принимался за работу — я делал только грубые большие кувшины, но почти не переделывал заготовки. Потом, после обжига, я учился расписывать их яркими красками — чтобы сделать свой первый уверенный мазок, требуется очень много времени. Потом следил за повторным обжигом.

А учитель делал тонкие изящные вещи и одновременно работал над нами.

Но учеба начиналась только вечером, после работы и ужина. Мы слушали притчи учителя о суфиях и суфизме, он рассказывал нам о том, откуда произошло наше учение, чем тарикаты отличаются друг от друга, о непрерывной цепи, через которую передается учение от учителя к ученику. Он многое пояснял, всегда отвечая на наши вопросы, но он также учил нас задавать вопросы — ведь от того, насколько правильно ты сформулируешь вопрос, зависит то, насколько полный и точный ты получишь ответ. Наш учитель был терпелив, но требователен и всегда поправлял нас в наших ошибках, не допуская ни малейшей поблажки, не прощая даже самого маленького пренебрежения, допущенного нами в работе или учебе. Мы очень боялись его критики и неодобрения, так как он всегда подбирал такие слова, что хотелось провалиться сквозь землю. Но он был справедлив.

По тонкой ниточке намеков и недомолвок, переходя от одного маячка к другому, наш искатель шел очень медленно. Лишь много позже он понял, что в простых беседах с учениками его прощупывали, строя разговор таким образом, чтобы уяснить, посвященный он или нет. Паролем могла быть условная фраза или цитата суфийского мастера — все те знания, которыми Идрис пока не обладал. Он искал шейха, но чтобы заслужить эту встречу, ему нужно было быть суфием или хотя бы понимать, о чем идет речь, ведь в беседу незаметно вплетали цитаты, которых посвященный не мог не знать. А Идрис в ответ на один и тот же вопрос нового спутника — «Что же Абдулькадир передал мне?» —пересказывал все, что он успел запомнить из их беседы. Но там недоставало самого главного.

Но он был настойчив, как крот, роющий нору, и, казалось бы, такая настойчивость должна быть рано или поздно вознаграждена, но иногда наш искатель натыкался на отповеди, подобные той, что прозвучала из уст шейха Давида, с которым он встретился благодаря цепи почти невероятных случайностей. Красивый старец с белоснежной бородой, спускавшейся почти до колен, сурово нахмурился: