Идти полным ветром

Несколько недель корабли довольно медленно продвигались на юг; ветер дул вяло, словно нехотя, лишь изредка сменяясь сверим бризом. Карфангеру не терпелось поскорее вернуться в Новый Амстердам, и он приказал в светлое время суток поднимать все паруса.

Однако никто не предавался безделью, даже если царил полный штиль. Об этом в первую очередь заботился Венцель фон Стурза, без устали обучавший команды обоих кораблей обращению с холодным оружием. Сам он оказался поистине великолепным мастером фехтования, причем одинаково ловко орудовал и длинной шпагой, и короткой саблей - обычным вооружением моряков. Но это было ещё не все: Венцель фон Стурза владел ещё одним искусством, вызывавшим особое восхищение его учеников - он с поразительной меткостью метал нож. Неудивительно поэтому, что "богемец" - так называли своего нового товарища гамбургские моряки - трудился, что называется, в поте лица, снуя по палубам и трапам и демонстрируя своим старательным ученикам фехтовальные приемы. Разбившись на пары, гамбуржцы сражались друг с другом, забираясь даже на ванты. Некоторые в азарте перелезали через фальшборт и продолжали фехтовать на русленях - узких площадках снаружи по борту судна, служивших для крепления и оттяжки вант.

Нередко и сам Карфангер принимал участие в этих учениях, стремясь хоть как-то отвлечься от постоянных тревог и забот, унять беспокойство в душе. Кроме того, физическое утомление, наступавшее после занятий в "фехтовальном классе" бывшего корнета армии Валленштейна, было лучшим лекарством от бессонницы, преследовавшей гамбургского капитана все эти месяцы. Но даже и тогда, когда он просто наблюдал за усердными упражнениями своей команды с полуюта, настроение у него поднималось: ведь каждая пройденная миля приближала их к многочисленным островам Карибского моря, издавна служивших прибежищем для флибустьеров. Здесь из-за каждого островка в любой момент мог вынырнуть пиратский бриг со зловещими синими флагами на топах мачт, ощетинившийся жерлами пушек. В этих местах, как нигде, могла пригодиться сноровка и уверенность команды в абордажном бою, и Карфангер с удовлетворением отмечал про себя, что усердие Венцеля фон Стурзы начинало приносить ощутимые плоды.

Как-то раз, когда они в очередной раз допоздна засиделись в капитанской каюте за ужином, фон Стурза поделился с Карфангером мыслью, которая пришла ему в голову во время очередных "учений" на борту "Дельфина":

- Меня до некоторой степени удивляет то усердие, с которым ваши люди предаются упражнениям в фехтовании, поэтому хочу вас спросить: не случится ли так, что как только мы окажемся в Карибском море, команды ваших кораблей задумают примкнуть к флибустьерам, выбросят за борт командиров и поднимут на мачте "Веселого Роджера"?

- На чем основываются ваши предположения? - спросил его Карфангер.

- Не знаю, пришла вдруг такая странная мысль в голову, и все тут, отвечал фон Стурза. - Да вы подумайте сами: да, до сих пор ваши люди верно вам служили и служат. Но одно дело - податься к этим нехристям мусульманам, и совсем другое - к вест-индским пиратам, которые в большинстве своем такие же европейцы, как и мы с вами. А что если здесь, в этих; можно сказать, охотничьих угодьях флибустьеров людям захочется вкусить вольной пиратской жизни и промышлять не честным трудом, а морским разбоем?

- Видите ли, я считаю, что настроение команды зависит исключительно от того, как с ней обращаются капитан, его помощники и боцманы. Если на судне царит палочная дисциплина, то это почти наверняка означает, что рано или поздно тлеющие подспудно искры недовольства выплеснутся наружу языками пламени. Я знаю, что команды моих судов ничуть не лучше и не хуже тех, что нанимают другие судовладельцы и капитаны, среди матросов вы менее всего встретите невинных агнцев - ведь недаром говорится: виселица и море не отказывают никому. - С минуту Карфангер помолчал, затем продолжил. - Однако постоянно лишь карать зло и не предпринимать ничего, чтобы устранить его причины - это все равно, что, выбиваясь из сил, день и ночь откачивать воду из трюма, вместо того чтобы залатать пробоину в днище корабля. Не скрою: многие шкиперы и судовладельцы меня терпеть не могут и твердят, что я им словно кость поперек горла. Но скажите, разве не вправе любой свернувший с пути истинного человек, даже вор, которому посчастливилось избежать виселицы, требовать, чтобы ему сполна платили за каждодневный каторжный труд, если он трудится честно? Но вы спросите у капитанов и шкиперов, кто из них обращается со своими матросами как с людьми?

- Хорошо, я согласен с вами. Что касается всех этих мыслей, то они пришли мне в голову, когда я ненароком услыхал на палубе вашего корабля старинную пиратскую песню - её пели несколько матросов. - Фон Стурза взял свою лютню и принялся вполголоса напевать:

Смерть - сестра мне, брат мой - дьявол.

Скалься, "Роджер", веселей!

Черный флаг - не для забавы,

Флибустьер - гроза морей!

Вон купчина: трюмы полны.

Налетай, брат, не робей!

Мертвецам дорога - в волны.

Флибустьер - гроза морей!

Абордаж! - И парус рвется.